Путилин вышел, осторожно притворил дубовую дверь и вытер платком вспотевший лоб.
— Суров, — подытожил он.
К себе Иван Дмитриевич вернулся мрачнее тучи, однако не кричал и не топал ногами на подчиненных. Понимающие сотрудники на цыпочках прошмыгивали мимо кабинета, где начальник расхаживал от окна к стене, от стены к окну.
— Иван Дмитрич? — безбоязненно заглянул в кабинет Жуков.
— Что тебе?
Помощник вошел и плотно закрыл за собой дверь.
— Иван Дмитрич, напротив Варшавского моста выловили второй мешок.
Путилин оторопел:
— Неужели голова?
— Неизвестно, но мешок похож на тот, что у Ново-Каменного. Оказалось, городовой, оповещенный о находке, сразу же известил о ней участкового пристава, а тот по инстанции доложил на Офицерскую.
Схватив шляпу и трость, Путилин выскочил из кабинета. Вслед за ним поторопился Жуков.
Нетронутый мешок лежал на камнях набережной. Путилин ткнул в него тростью.
— Брат-близнец вчерашнего. Режь веревку.
Из мешка извлекли белую женскую блузку с большими перламутровыми пуговицами, на которой темнели пятна, а затем руки, ногу и голову. Голова сохранилась хорошо. Волосы и аккуратная бородка хоть и были темными от воды, но рыжина угадывалась. На затылке зияла большая рана — скорее всего, след топора.
— Голову и все остальное в анатомический театр, — распорядился Путилин. — Туда же художника, пусть сделает портрет для показа родственникам пропавших и городовым. Пусть посмотрят, проживал ли этот мужчина на их участках. Да, и предупредите обязательно приставов: пусть присылают родственников и знакомых на опознание в Обуховскую больницу, куда завтра перевезем голову.
— Не пойму, — произнес после недолгого молчания помощник, — как можно было его разрубить, как барана, на куски?
— Я думаю, дело простое. Убийцы, скорее всего, две женщины, одна бы не управилась, но, возможно, одна или здоровенный мужик. Наш рыжий явно не ожидал такого поворота событий, ведь били сзади и, видно, не единожды. Наверное, убитый сильно кому-то насолил. А после надо было от него избавиться. Нести такую ношу неприятно и тяжело, вот и разрубили, чтобы и не так приметно, и тяжесть поменьше была, а может, чтобы невозможно было опознать. Ясно, что убивали поблизости. Надо проверить дома от Ново-Каменного до Невы. Издалека тащить бы не стали: вдруг кто приметит.
— И то верно, — Жуков поморщился. — Фу, страсть какая. Иван Дмитриевич пожал плечами.
— Я в театр, возьму портрет, потом сам обойду дома, — сказал помощник.
— Хорошо… Проверь в первую очередь до Екатеринославской улицы, дальше идут казармы, сомневаюсь, чтобы убили там… Да, до Екатеринославской. Жду с новостями, а я кое-что проверю.
Вечер, девятый час пошел, а солнце словно и не собиралось садиться.
Первый из отпущенных на расследование семи дней катился к закату, но не это волновало Ивана Дмитриевича. Он чувствовал, что след нащупывается. Убиенный из местных и наверняка жил на пересечении набережной Обводного канала и Предтеченской улицы. Там есть четырехэтажный дом, прекрасный выход к воде. Путилину самому захотелось проверить свое предположение, но он сдержал себя, положившись на дотошного помощника. Тот землю рыть будет, зубами грызть, но докопается до истины.
Помощник и сопровождающий его агент появились перед Путилиным без четверти десять. Лица у обоих хоть и со следами усталости, но довольные.
— Иван Дмитрич! — Михаил, не спрашивая позволения, шлепнулся на стул. Губы растянуты в улыбке. Мгновенно осекся, когда увидел строгое лицо начальника, вскочил, вытянулся. Но глаза начальника уже загорелись любопытством.
— Садитесь, — кивнул он, — и по порядку.
— Иван Сорокин, тридцать два года, — начал доклад помощник, — уличный торговец на Обводной набережной. Его опознал околоточный участка, на котором он проживал. Три года как женат на Альбине Петуховой из Новгородской губернии. Ни в чем дурном не замечен.
— Хорошо.
— Жену тревожить не стали, сперва хотели посоветоваться с вами.
— Завтра часам к десяти привези ее в анатомический на опознание, там и поговорим. В каком доме проживали наши супруги?
— На пересечении Предтеченской и Обводного.
— Понятно, — удовлетворенно кивнул Путилин.
Следующим утром Иван Дмитриевич прохаживался по коридору анатомического театра в ожидании женщины и помощника.
Альбина оказалась невысокой, с круглым, словно полная луна, лицом. Бледные щеки и красные глаза говорили о проведенной без сна и в слезах ночи. На плечи накинут черный плат, словно она уже предчувствовала, что стала вдовой.