Иван Дмитриевич велел дежурному по пустякам не беспокоить, а сам углубился в чтение документов, в которых надеялся ухватить новую ниточку. Но ничего заслуживающего внимания не попалось.
Поздно вечером явились на доклад агенты.
— Сергей Иванович Хлестаков, дворянин, православный, тридцати семи лет, проживает в дворовом флигеле особняка Устинова на Моховой, три, — сообщил молодой агент, недавно принятый на службу. — Сегодня никуда не выходил, около полудня я видел, как он выглядывал в окно, в это же время ему принесли несколько бутылок вина, мясо, сыр, хлеб.
Второй агент доложил:
— Дмитрий Львович Хлестаков, православный, дворянин, проживает в третьем этаже дома господина Семенова, что на Коломенской улице. В час дня вышел излома, прогулялся до Невского проспекта, где отобедал в новой ресторации господина Палкина, в половине четвертого воротился назад. Переоделся и к десяти часам уехал в купеческий клуб. Нам туда входа нет, поэтому мой сменщик ждет его на улице.
— Хорошо, свободны. Позовите Жукова. Не прошло и минуты, как явился Михаил.
— Иван Дмитрич!
— Так, — поднял глаза на помощника Путилин. — Завтра поставь за нашими птицами по два агента, боюсь, один не уследит. Отправь сейчас в купеческий клуб еще одного. Наш Хлестаков — хитрец, обведет вокруг пальца.
— Понял.
Назавтра стало известно, что Дмитрий Львович только под утро вышел из купеческого клуба, взял пролетку и укатил домой на Коломенскую. Задернул плотные шторы на окнах и, видимо, лег спать. В полдень Дмитрия Львовича разбудил привратник, и он снова, неспешным прогулочным шагом отправился на Невский. Но вечером пошел не в Английский клуб. Агенты напрасно ожидали его у купеческого.
Дни Дмитрия Львовича Хлестакова протекали однообразно, менялись только места, которые он посещал вечерами. Сергей же Иванович не показывался ни на улице, ни даже в окнах. Весь день провел дома. Возникла мысль, что, набрав слишком много вина, он загулял в одиночестве, либо произошло что-то нехорошее. Не он ли искомый злоумышленник? Обманул агентов и скрылся.
Под вечер сам Иван Дмитриевич прибыл на Моховую, послал с поручением привратника к господину Хлестакову, но тот вернулся ни с чем. Путилину было не привыкать получать взыскания, поэтому он приказал вскрыть дверь в присутствии понятых — привратника и дворника. Оказалось, не напрасно. Хозяин квартиры висел на крюке. Глаза закрыты, почерневший язык торчит из раскрытого рта. На столе лежит лист бумаги, исписанный размашистым почерком.
Прибывший доктор осмотрел труп и сообщил:
— Судя по полосе на шее и отсутствию следов борьбы, покойный покончил с собой.
— Добавить нечего? — уточнил Путилин.
Доктор снял пенсне и стал протирать мягкой тряпицей.
— Иван Дмитриевич, везите в анатомический. У вас какие-то сомнения?
— Сомнений-то, откровенно говоря, нет, но вы, голубчик, посмотрите повнимательней. Не дает мне покоя одна мыслишка. Можно ли проверить, пользовался наш висельник гримом или нет?
— Попробую. Завтра с утра отчет будет у вас.
Доктор приподнял шляпу и удалился.
Иван Дмитриевич взял записку со стола, оглядел со всех сторон и прочитал: «Я устал от преступной жизни, меня повсюду преследует кровь, пролитая моими руками. Я сам вынес себе приговор».
При обыске в гардеробной был обнаружен большой деревянный сундук, а в нем потертый кожаный баул, неумело прикрытый старыми вещами. Его чрево содержало набор париков на всякий вкус, накладные бороды и усы разных цветов, театральные краски для грима, кисет с золотыми кольцами, брошами, серьгами и жемчужными нитями.
Путилин поинтересовался у агентов, следивших за квартирой:
— Что вы наблюдали необычного за время дежурства? Молодой агент приосанился:
— Ваше благородие…
— Иван Дмитриевич, — мягко поправил его начальник сыска.
— Иван Дмитриевич, я вел наблюдение с Моховой улицы. Сегодня только жильцы проходили туг.
На лице Путилина читалось изумление.
— Узнал через дворника, — затараторил агент. — Во втором этаже у госпожи Никитиной служит молодая горничная, так по интересу к ней я получил сведения обо всех жильцах и слугах. Сегодня условились, что поздним часом приду к дворнику с гостинцем.