— Так ты говоришь, на Косой линии?
— Да, в доме Брусницыной, во втором этаже этот пенек обитает.
— Может быть, ты его имя и фамилию узнал?
— А то!
— Так как же?
— Василий Венедиктович Вознесенский.
— От кого узнал?
— От дворника, само собой.
— Что можешь еще добавить?
— Ничего, все сказал.
— Да, — обернулся Назоров, направившись к выходу, — как думаешь, способен ли господин Корф убить своего соперника?
— Что вы! Даже пощечину дать не в его правилах, а вы говорите убить!
— Неужели честь дворянина не стал бы защищать?
— Господин Назоров, могу сказать точно, что Павел Леопольдович не стал бы бегать по улицам с пистолетом и ждать обидчика у его дома.
Василий Иванович дотошно проверял то, что было сокрыто от пути следствия. Вот и на сей раз, вместо того чтобы броситься на поиски указанных перед смертью господином Вознесенским лиц, якобы причастных к делу, сыскной агент решил ознакомиться с личной жизнью покойного. Чем черт не шутит!
Разговор с баронессой Корф состоялся только на следующий день. Являться с визитом в дом статского советника не следовало: и так уже слугам, небось, известно, какой щекотливый предмет интересует полицию. Не хотелось бы, чтобы раньше времени слух дошел до Павла Леопольдовича. Пусть пребывает в неведении относительно отношений жены с присяжным поверенным Вознесенским. Тем более что за смертью последнего связь сама собой прекратилась.
Через горничную Василий Иванович послал записку Ираиде Карповне о крайне важном разговоре, а на словах просил передать, чтобы барыня сама назначила место. Ответ не замедлил себя ждать: баронесса пригласила к себе, когда муж находился на службе.
Ираида Карповна оказалась действительно миниатюрной женщиной лет тридцати, хотя если бы Назоров встретил ее на улице, то дал бы ей не более восемнадцати. Пышная прическа добавляла росту, но все равно она казалась девочкой, которая хочет выглядеть взрослой.
— Госпожа Корф, — Назоров расправил пальцем усы, — извините за столь внезапное вторжение, но меня привели к вам трагические обстоятельства.
Выражение лица баронессы не изменилось, только черные тонкие брови недоуменно поднялись на мгновение.
— Я слушаю вас.
Сыскной агент не стал ходить вокруг да около.
— Вы, видимо, уже знаете о безвременной кончине Василия Венедиктовича Вознесенского?
Глаза женщины потемнели, но в лице не дрогнул ни один мускул.
— Какое отношение имеет названный вами господин ко мне?
— Госпожа Корф, я служу в сыскной полиции, и мне нет надобности говорить загадками. Мне известны ваши отношения с господином Вознесенским. — Баронесса хотела что-то сказать, но Назоров предупреждающе поднял руку. — Эта тайна останется между нами. Мне лишь надо выяснить, кто мог убил» Василия Венедиктовича.
— Он убит? — Ираида Карповна не могла далее скрывать своих чувства, и глаза ее затуманились слезной дымкой.
— Да.
— Вы пришли спросить, не причастен ли к этому Павел Леопольдович?
— И это тоже.
Женщина помассировала пальцами виски.
— У меня не укладывается в голове. Как убили Василия Венедиктовича?
— Застрелили.
— Дуэль?
— У дома, в котором он снимал квартиру. Подошли на улице и застрелили.
— Убийца задержан?
— Увы, сбежал.
— Если вы думаете, что это муж, то смею вас уверить: он здесь ни при чем. Поверьте, я знаю его уже десять лет, и он бы не решился на такой подлый поступок. Он, конечно, человек чести и, хотя никогда с оружием дела не имел, вызвал бы господина Вознесенского.
Ираида Карповна говорила так искренне, что сыскной агент поддался ее обаянию.
— Господин Корф не знал о вашем… — Василий Иванович запнулся, — увлечении?
— И даже не догадывался.
— Как бы Павел Леопольдович поступил, если бы ему стало известно?
Женщина чуть улыбнулась:
— Просто бы не поверил.
— Хорошо, тогда скажите, говорил ли Василий Венедиктович когда-либо об угрозах в свой адрес?
— О нет! Вы, наверное, не знали господина Вознесенского. Он никогда бы не признался в чем-то подобном, тем более женщине, которую любил.
Тень скорби скользнула по лицу Ираиды Карповны, и на нем обозначились морщинки — годы все-таки брали свое.
— У Василия Венедиктовича есть в столице близкие приятели?
— Нет. Хотя он и был очень общительным, но близко к себе никого не допускал.
— Разрешите откланяться, не стану более докучать вам вопросами.