Сыскной агент не привык полагаться на сведения, полученные только от одного лица. Как напутствовал молодых сыщиков Путилин, всякое действие и слово должны быть подтверждены хотя бы еще одним свидетельством. На веру ничего принимать нельзя, можно ошибиться.
В судебной палате, при которой состоял присяжный поверенный Вознесенский, о нем отзывались как об уважаемом знатоке своего дела и прекрасном человеке. Да, близких друзей не было, а вот приятелей — пруд пруди. Хлебосольный хозяин, которому нравилось доставлять удовольствие другим. О даме сердца никто ничего не мог сказать, только пожимали плечами.
Последнее дело, которым он занимался, — о злоупотреблениях в Земельном банке.
— Говорите, сельский старшина Вавилов и член Петербургской городской управы Новосельцев? — старательно вспоминал один из чиновников. — С полгода тому назад Василий Венедиктович этим делом занимался; речь, по-моему, шла о земельном наделе и довольно приличной сумме денег. Господа эти выступали ответчиками и дело проиграли. Но чтобы угрожали ему? Такого от господина Вознесенского не слышал, не рассказывал он.
Позже был предъявлен документ, в коем значилось, что упомянутые господа, проигравшие свое дело, вынуждены были деньги в сумме пять тысяч триста двадцать два рубля шесть копеек и земли сколько-то десятин вернуть некоему господину Федяйкину.
Переговорил Назоров и с Федяйкиным.
— О! — улыбался пышущий довольством Егор Ефимович.. — Конечно, жаль господина Вознесенского, но — «се ля ви», как говорят лягушатники.
— Все-таки убит человек, — вставил Василий Иванович.
— Что с того? — пожал плечами Федяйкин. — Что же, я должен переживать по поводу каждой кончины?
— Но он же…
— Господи, Василий Иванович, избавьте меня от лишних слов. Вознесенский сделал свое дело, за которое получил немалые деньги, так что наши отношения этим исчерпаны. Вот если бы новая тяжба, то тогда бы я вновь обратился к Вознесенскому, но не более того.
— Ладно, пусть будет так. А лично вам угрожали Новосельцев и Вавилов?
— Господи, чего не скажешь в сердцах? Иной раз говоришь: «Убил бы тебя!» — но никто ведь это не воспринимает всерьез.
— Вы правы.
— Так что, господин сыскной агент, ищите убийцу в частной жизни присяжного поверенного, тем более что он был вдов.
— Годы…
— Бросьте вы! — Егор Ефимович хмыкнул. — Мой родитель народил меня в шестьдесят три.
Федяйкин был в чем-то прав. Но и предсмертные слова присяжного поверенного о Вавилове и Новосельцеве отбрасывать нельзя.
Сыскные мероприятия — это не ежедневное следствие по одному делу, а постоянный розыск по многим преступлениям. Вот и в этот раз к покушению на Вознесенского Василий Иванович вернулся только через три дня.
О статском советнике Корфе, председателе губернской Земской управы, все отзывались в превосходной степени: и умен, и добропорядочен, и заботлив, и, ко всему прочему, честен, чего не скажешь про всех иных чиновников. Оказалось, что именно с легкой руки Павла Леопольдовича Федяйкин ввязался в тяжбу с Вавиловым и Новосельцевым, которые, как добавляли шепотом, предлагали барону немалые деньги, чтобы тот закрыл глаза на беззаконие.
Назоров решил съездить в Парголово и на месте порасспрашивать о Вавилове. Коляску брать не стал, тем более что переоделся в крестьянское платье. Посчитал, что не следует появляться в вотчине Вавилова городским щеголем. У Казанского собора сел в двенадцатиместный дилижанс, заплатил четвертак мелкими медными монетами и через час вышел на пыльную площадь возле почтовой Парголовской станции. Первым делом зашел в трактир Егузинского, чтобы там расспросить местных о Вавилове. Охочи иной раз селяне на откровения с незнакомцами, с которыми никогда больше не встретятся.
Проведенное в трактире время зря не пропало. О Вавилове отзывались как о человеке, который за грош мать родную продаст, купит, а потом снова выставит на продажу, но уже втридорога. Кроме вышеуказанного качества, сельский старшина обладал железной хваткой. Прикупил все мелочные лавки Пар-голова, что давало ему возможность драть три шкуры с крестьян, которые брали товары в долг. А когда человек попадал в кабалу, долг только возрастал. Одно время подбирался староста и к трактиру, но его постигла неудача: обломал зубы о господина Егузинского. Однако не успокоился и открыл портерную. А тут подоспела тяжба с наследником Федяйкина. Старший-то Федяйкин помер, а сын его нанял такого шустрого господина, что тот не только земли, незаконно купленные Вавиловым, вернул, но и такие деньжищи истребовал, что сельский старшина до сих пор злобствует. Кричал, что со свету сведет обидчика, Божьим судом грозил.