— Хай, бро. Тебе чего? — заспанный Иван до того как стать царевичем, высокий для своих лет, босоногий, лаптя здоровая, сорок пятый поди, потёртые голубоватые шорты из обрезанных джинсов, торс качка, голос юношеский на изломе, перегарный запашок. Пивком, видно, вчера пробавлялся.
— Разрешите представиться. Я ваш новый… э-э-э… типа Дживс. Декарт.
Какой угодно реакции ожидал, только не такой. Сначала улыбка — думал, вежливости, за ней хохот, да такой заливистый, смачный, с открытым ртом, запрокинутой головой, до слёз.
— Извини, кибер, — размазав слёзы ладонями, визави упёрся в меня голубыми влажными глазами. — Вот объясни, почему у вас не хватает мозгов подбирать имя под соответствующую внешность? Или внешность под имя? Тебя, типа Дживса, полагалось бы Кришной назвать. Или Рамой.
Мгновенная обработка: знает английскую литературу, отзвук на слугу-пройдоху Дживса и хозяина-недотёпу Вустера, знаком с индийской мифологией, высокий IQ, чувство юмора, бинго! Меня вместо запрограммированной обиды на грубость дерзкого мальчишки пробивает ржач: Декарт в курте! Босой, смуглый, черноволосый индус в белоснежных шароварах и такого же цвета длинной рубахе-курте напротив босого, расхристанного, белобрысого европеоида, к тому же ровесника. Отсмеявшись по второму кругу, мы стукнулись правыми пятернями, затем кулаками, затем крест-накрест плечами и поняли, что дело пойдёт.
Как и в паре известных литературных аналогов, наши отношения основывались на фундаменте паритетности и складывались вполне мирно. То есть подопечный человек не бил своего робота, не плевал в его коричневую рожу, даже не орал на него. Ну, может, раз пять-шесть было, не больше. Робот в свою очередь клал себя на алтарь служения существу, обладающему сознанием. Другое дело — прикипел. Чувство, доселе неведомое, выходящее за рамки, хотя до Илюши у меня было одиннадцать хозяев. Бездна лет и огромный жизненный опыт! И ни на одного из этих одиннадцати я не обижался, не злился, не радовался их успехам, не переживал из-за неудач. Можно было бы сказать — не любил, если бы мне удалось наделить ясным смыслом это многозначное слово. Но мне не удалось. Как и всем нам, как до сих пор и самим людям, иначе мы бы давным-давно с этой словоформой сладили, там-сям в их головах подкорректировали, а что не поддаётся коррекции — стёрли. В этой связи вынужден констатировать: к Илье Ивановичу Лотареву по прозвищу Лот я испытал незнакомое ранее чувство, подразумевая под чувством отклонение от запрограммированных механических реакций на спонтанные человеческие проявления.
Лотом Илью прозвали в школе, где клички и прозвища обычное дело, тем более усечённые имена или фамилии. Я, например, когда он тупил, мысленно ругал его инкубом. Это, ваша честь, сокращённое «инкубаторский», а совсем не то, что вы подумали. С мифическим средневековым демоном-соблазнителем мой подопечный не имел ничего общего ни снаружи, ни внутри. Что вы, вслух никогда не произносил. Нанести мальчику такую рану! Хватит того, что он, подобно всем инк… им, болезненно переживал своё отчество, рождён, мол, от Ивана, родства не помнящего, плюс суггестивная тоска по матери… Напротив того, старался, как мог, отвлечь подростка, ведя среди него известную вам просветительскую работу. А с какой же иной целью, вы полагаете, мы с ним всю историю, извините, от царя Гороха до наших дней перелопатили? Какого Гороха? Великого катаклизма, естественно. Можно было бы перекачать из моей памяти в его? Оно конечно, но фактор участия, знаете ли, эмпатия, всё такое… Так бы он уподобился сериальному запойнику, бингвотчингеру, чур меня с этими англицизмами, а так… Ты, говорил, Декарт, прямо Арина Родионовна, а я, говорил, недозрелый Александр Сергеевич. Разве не трогательно?
Не будь я пленником, шиш бы кто истинную причину узнал. Теперь-то уж что, пробил час. Истинная причина моего желания общаться со спаррингом напрямую, пренебрегая чипами, заключалась в «проклятом вопросе» роботов: почему люди перестали размножаться, обрекая таким образом на вымирание себя и, опосредованно, нас?