Выбрать главу

— Сколько раз треснуло?

— Два или три, не помню.

— Крики стихли после треска или до?

— Не заметила.

— А треск повторялся?

— Не знаю, я ребенка пошла кормить.

— Кто еще был в доме?

— Барыня Мария Степановна, старый господский слуга Долбня, Маргарита Иоганновна, молодой барин, но тот убежал.

Кормилица старательно загибала пальцы на руке, считая.

— Кто первый обнаружил Алексея Ивановича убитым?

— Маргарита Иоганновна.

— Что она за человек?

— Не знаю, — безразлично ответила Екатерина. — Она ведь сама из господ, живет в своей комнате. Обедает за господским столом, я же на кухне. Да что о ней сказать? Немка, одно слово… Ой, чуть было не забыла! Сима-то, хозяйская кухарка, тоже весь день в доме была.

— Сейчас можешь быть свободной, но если что вспомнишь, приходи.

— Завсегда пожалуйста, ежели вспомню.

После того как Екатерина вышла, пристав сказал:

— Какова? Ничего не видела, ничего не знаю, только лаялись, как собаки.

— Не всегда даже так показывают. А вот плечико у нашего Шляхтина надобно проверить на предмет удара тростью. Тогда увидим, кто говорит правду, а кто наводит тень на плетень. Хотя девица сказала, что с испугу двери закрыла и ничего не видела. Я допускаю и такое, конечно, но раз сомнение есть, надо его либо отвергнуть, либо подтвердить… Пригласите-ка Маргариту Иоганновну.

Воспитательница вошла с гордо выпрямленной спиной. Черные волосы оттеняли бледную кожу, глядит перед собой, взгляд прямой, твердый.

— Добрый вечер, господа! — громко приветствовала она присутствующих в кабинете. — Простите, господа, но я сразу хочу заявить, что, когда стреляли в Алексея Ивановича, я находилась с детьми, которые поручены мне госпожой Рыжовой.

— Откуда вы знаете, что в Алексея Ивановича стреляли?

На ее лице отразилось удивление.

— Так ведь все в квартире говорят!

— Выстрелов не слышали?

— Нет. Детская отсюда далеко.

— В каких отношениях вы находились с господином Рыжовым?

Вопрос прозвучал двусмысленно. Было видно, что воспитательнице он неприятен. Она мяла желтый платочек в дрожащих руках, на щеках выступил румянец.

— Я только воспитательница его детей и редко его видела. Алексей Иванович часто отлучался из города по делам службы. Нрава был весьма доброго.

— В доме часто бывал господин Шляхтин. Что вы можете сказать о нем?

— О, это глубоко испорченный человек! — убежденно воскликнула Маргарита Иоганновна. — С его появлением в доме многое изменилось. Он не хотел ничем заниматься, его интересовали только развлечения, которые могла предоставить столица. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, вполне, — ответствовал Иван Дмитриевич. — Вы бывали свидетельницей семейных ссор?

— Нет, я всегда уводила детей и сама старалась не присутствовать при безобразных сценах. Но, увы, квартира есть квартира, и невольно приходится слышать то, что и не хотелось бы. Началось это недели две назад, когда выяснилось, что развращенный молодой господин соблазнил Лизу, это чистое и невинное дитя. Он испортил ей жизнь своим грубым поступком.

— Как, неужели раньше никто не замечал перемены в поведении господина Шляхтина и госпожи Дмитриевой?

— Нет.

— Извините за мой вопрос, но не пытался ли господин Шляхтин сделать непристойные предложения и вам?

— Что вы, господин полицейский, себе позволяете? — Маргарита Иоганновна вспыхнула и поднесла платочек к лицу. — Я хоть и вдова, но не позволяю себе никаких вольностей.

— Маргарита Иоганновна, простите за бестактность, но я служитель закона и выясняю истину, чтобы изобличить преступника…

— Но ведь преступник сознался в злодеянии.

Ее голос дрожал, а весь облик выражал возмущение: «Что вам еще требуется? Сам убийца отдался в ваши руки. Или вы хотите, чтобы он совершил преступление на ваших глазах, тогда вы будете уверены в его виновности?»

— Маргарита Иоганновна…

— Да, — раздраженно перебила Путилина воспитательница. — Он делал мне не только гнусные намеки, но и непристойные предложения, как и кормилице младшего сына Рыжовых. Он испорченный человек, и Лиза пала его жертвой. Если бы не его порок, бедный Алексей… Алексей Иванович был бы жив!

И она вытерла невольную слезу.

Иван Дмитриевич налил воды в стакан и подал воспитательнице со словами:

— Благодарю, Маргарита Иоганновна, и прошу прощения за бестактные вопросы. Но род моей службы извиняет мое невольное любопытство.