— Не беспокойтесь, — улыбнулся Путилин. — Она не больнее нас с вами. Идемте, время не терпит.
Марии Степановне доложили о том, что полицейские хотят еще раз поговорить. Поначалу она заупрямилась, дескать, готова поговорить завтра, а сегодня чувствует себя разбитой. Но Иван Дмитриевич настоял, и хозяйка изволила их принять, но только на несколько минут.
Когда вошли, Путилин сразу огорошил ее вопросом:
— Мария Степановна, где вы были, когда раздались выстрелы?
Стало тихо. Наконец, после минутного раздумья, хозяйка решилась ответить:
— Мне стыдно, господа, но я стояла под дверью и подслушивала ссору. Мне не хотелось встречаться с братом. — Лицо ее, и без того грустное, как-то сразу осунулось, и она на глазах превратилась из молодой женщины в пожилую даму, которая выглядела гораздо старше своих тридцати лет. — Простите, но я могла сгоряча наговорить неприятных вещей. У нас и без того испортились отношения, а здесь… Я стояла за дверью и, как в романах, слышала ссору и шум борьбы. Но мне стыдно было войти в гостиную. Услышав выстрелы — а я не сомневалась, что это были именно выстрелы, — я испугалась и побежала в свою комнату.
— Вы не заходили в гостиную?
— Нет.
— Сколько было выстрелов?
— Я слышала два.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет, дважды раздавался грохот. Сначала один, спустя полминуты второй.
— Но после выстрелов кому-то могла понадобиться помощь.
— Это было невозможно. Я любила и Алексея Ивановича, и, несмотря на его гадкий поступок, Порфирия. Видеть того или другого убитым или раненым — это было выше моих сил.
— Но зачем вы отдали нам вчерашнее письмо?
— Не знаю, — искренне удивилась она.
— А где сегодняшнее послание?
Мария Степановна подошла к бюро и протянула Путилину сложенный вдвое голубой листок.
— Надеюсь, вы больше ничего не утаили?
— Теперь мне скрывать нечего.
— Извините за беспокойство, надеюсь, более вас не потревожим.
— Я тоже на это надеюсь, — бесцветным тихим голосом произнесла вдова.
— Маргарита Иоганновна, у нас возникли новые вопросы, — Путилин не тратил время, а с порога комнаты начал говорить. — Марию Степановну вы видели выходящей из гостиной?
— Нет, что вы, — быстро произнесла немка, но запнулась. — Хотя…
— Ну же, говорите!
— Я не уверена, но сейчас отчетливо вспоминаю: она отошла от двери и мелькнула в конце коридора.
— Она отошла от двери?
— Да, да, теперь я уверена, что было действительно так.
— Хозяйка знала о вашей связи с Алексеем Ивановичем?
— Что-о-о? — немка застыла с открытым ртом, потом изменившимся голосом выдавила из себя: — Это навет.
— Так знала или нет? — переспросил Иван Дмитриевич.
— Не знаю, — немка зарыдала.
— Благодарю, сударыня, — буркнул Путилин и вышел из комнаты. Он не мог терпеть женских истерик и слез.
В коридоре обескураженный пристав спросил:
— Иван Дмитриевич, как вы догадались о немке и хозяине?
— Все очень просто. Вы не обратили внимания на теплые интонации в голосе, с которыми наша воспитательница вспоминала хозяина?
— Тогда получается, у Марии Степановны были все основания желать смерти супругу.
— Здесь вы не правы, — поправил пристава Путилин. — Вспомните слова господина Шляхтина о сластолюбии Алексея Ивановича, о его вояжах в Варшаву, которые он с удовольствием совершал. Мария Степановна отлично знала о слабостях супруга, но была уверена, что он никогда не оставит семью. Каким бы он ни был, но он любил детей, а значит, у нее не было повода желать ему смерти.
— Тогда кто же?
— Выясняем.
Кормилица сидела, сложив руки на коленях. Спокойный взгляд, ни капли волнения, только, бледность лица выдавала потаенные чувства.
Пристально посмотрев ей в глаза, Иван Дмитриевич спросил:
— Екатерина, скажи, сколько раз ты заглядывала в гостиную? — Один.
— Ой ли? Я жду правды.
— Не помню.
— Екатерина, после злодеяния прошло всего несколько часов, неужели ты способна забыть, что делала?
— Честно говорю, не помню, — чуть ли не крикнула кормилица. — В глазах кровавая пелена, всю память отшибло.
— Поверю, но постарайся вспомнить. — Путилин сел напротив Екатерины и дотронулся до ее горячей руки. — Ты открыла дверь, так?
Она кивнула:
— Так.
— Тебя едва не сбил с ног господин Шляхтин, так?
— Так.
— Ты заглянула в гостиную, так?
— Так.
— Что там увидела?
— Алексей Иванович сидел в кресле.