— Что ты делаешь? Пусти меня назад! Андрей! — истошно закричал он. — Андрей! Пусти меня, ну пожалуйста!
Он кричал, захлебываясь от охватившей его паники, он умолял, бил заиндевевшими руками в окна и плакал, а я молча смотрел на него и не открывал дверь. Внезапно налетел порыв ветра, со страшной силой ударил в корпус машины, так что она вся сотряслась, — как картонная коробка. Эдик пронзительно закричал. Прильнув к окну, я увидел, как он приподнялся над дорогой, будто невидимые исполинские руки схватили его за плечи. В этот момент луна выскочила из-за туч, гигантским равнодушным софитом осветив эту сцену. Я отчетливо увидел побелевшее лицо Эдика, его широко раскрытые глаза. Он вдруг обмяк, перестал кричать, словно принял неизбежное, и, глядя мне в глаза, сказал — я прочитал это по губам: «Будь ты проклят». Через мгновение нечеловеческая сила с огромной скоростью унесла его в непроглядную тьму. После этого наступила тишина, метель стихла как по команде. Девочка за окном тоже исчезла, я остался один.
Не знаю, сколько прошло времени после того, как Эдика не стало и меня нашли. Наверное, несколько часов. Я потерял счет времени. Помню только, что не страдал больше от холода. Я просто сидел оцепеневший, ничего не видя сквозь запотевшие стекла.
Спасателям, а чуть позже и следователю я говорил, что Эдик ушел искать помощь после того, как машина заглохла, как я его ни отговаривал. Я повторял эту версию столько раз, что и сам поверил в нее. Меня никто не подозревал, подобные случаи случаются не так уж редко. Если вы почитаете статистику, то сами убедитесь: зима регулярно собирает в степи свою дань.
Эдика искали несколько дней, а когда стало ясно, что надежды нет, спасательные работы прекратили. Помню, кто-то из спасателей сказал, что труп все равно найдется по весне. Но и с наступлением весны, когда растаяли все сугробы и грязными ручьями стекли по оврагам, Эдика не нашли.
С тех пор прошло уже много лет. Я давно живу в другом городе, далеко-далеко от безлюдных степей и от их беспощадных зим. В тех краях, куда я переехал, зимы короткие и теплые, иной раз мы не видим. снега до самого Нового года. Однако даже в такие бесснежные и мягкие зимы я чувствую нарастающее беспричинное беспокойство и стараюсь не покидать. пределов города. В зимние ночи я включаю свет по всей квартире, задергиваю плотно шторы и никогда не выглядываю в окна. Я боюсь того, что могу там увидеть, и никому не могу рассказать о своих страхах.
Ту злосчастную ночь я стараюсь никогда не вспоминать. Но иногда, например, когда алкоголь размывает все внутренние запреты и воскрешает остатки моей смелости, меня посещают тягостные сомнения. Я начинаю терзать себя вопросами. Ведь в ту ночь мы оба были у нее в руках, она могла отнять наши жизни в любой момент. Зачем же было толкать меня на этот мерзкий поступок? Или наша смерть от переохлаждения не была предопределена? Может, мы оба могли выжить? В чем смысл торговаться за жизни, когда они обе уже принадлежали ей? И наконец, чем же я заплатил, что явилось подлинной ценой за возможность жить дальше?
У таких бесед с самим собою есть горькая особенность: задающий вопрос уже практически знает ответ!
Василий ВОРОН
ЗАЛОЖНИКИ МЕЧТЫ
Никогда не поворачивайтесь к неизведанному спиной.
Оно непременно на нее вскарабкается.
Я. Одна буква и одно слово, в котором заключен весь человек. Все его чаяния, все привычки и неприязнь к чему-то, его любовь и надежда. Его стремления в будущем и память прошлого. Его родственники, его друзья и недруги, раздражающие соседи и хорошие знакомые. Коллеги и приятели, любимые вещи и еда, хобби и что-то еще — то, что принято скрывать даже от самых близких людей. Все то, что мы тщательно храним или то, что пытаемся всеми силами забыть. Отними все это — и…
Я открыл глаза и увидел идеально белый потолок. Я попытался понять, как сюда попал, но тут же обнаружил, что ничего не могу вспомнить. Даже не только то, как здесь оказался, но и кто я такой вообще. Как меня зовут и откуда, собственно, я взялся. Кто мои мама и папа, есть ли у меня дети. Моя память была точно такой же, как белый потолок.
Я сел и огляделся.
Это была комната, несомненно, медицинского назначения.
— Медицинского, — сказал я, чтобы проверить, умею ли говорить.
Я сидел на кушетке, застеленной белой клеенкой. Собственно, белым здесь было все. У стены стоял белый шкаф с застекленными дверками, за которыми поблескивали никелированные медицинские штучки. Позади меня стоял белый стол и белое же кресло. Впереди белая дверь и такая же справа от~ нее, тоже белая. У изголовья кушетки поместилась белая тумба с укрепленным на ней никелированным корытцем, застеленным белой тканью. Даже одежда на мне, похожая на комбинезон, была светлого оттенка. На груди слева красовалась вышитая эмблема: игрушечная ракета с надписью «Dream-2» в круге, образованном другой надписью — «Mission Ariadne». И только я успел все это рассмотреть, как дверь неслышно отъехала в сторону и в комнату вошел ангел.