Я вышел из шлюза, добрел до каюты с номером два и вошел внутрь. Этот отсек ничем не отличался от отсека толстого китайца: все то же самое, только стол обычный, без всяких экранов. На нем лежали тюбики с едой, пачка галет и бутыль с ярко-синим напитком. Иллюминатора в отсеке не было: вероятно, на орбитальных станциях он являлся редкостью, достойной лишь кают-компании. Еще здесь была дверь, ведущая в крошечный санузел. Посетив его не только с ознакомительной целью, я вернулся в каюту и принялся изучать космическую еду. Грибной суп сильно меня разочаровал. Однако выбирать было не из чего, пришлось насильно выдавить в себя это произведение неизвестных кулинаров, заесть галетами и выпить бутыль синего киселя со вкусом черничной жевательной резинки.
Настроение было прескверным, под стать еде. Мне даже не хотелось видеть Анну. Однако и киснуть в одиночестве, переваривая жуткий обед, тоже было перспективой незавидной. И я решил навестить толстяка.
Выйдя в коридор, я двинулся наискосок к двери номер восемь, но остановился. Рядом была дверь, где, по словам Анны, обитал таинственный инопланетянин. На ней была цифра один. Я потоптался на месте, раздумывая, не познакомиться ли с ним. Памятуя о том, что он нелюдим и замкнут, я решил сначала расспросить о нем китайца и продолжил путь.
По Тунь по-прежнему нависал над своим столом-экраном и ловко вертел кубик. Увидев меня, он как-то чересчур обрадовался:
— A-а, Виктол! Оцень холосо, заходи-заходи!
— Не помешаю? — Я присел в кресло рядом с рабочим местом По Туня.
— Дазе не говоли! — замахал кубиком тот, но я снова уловил на его лице небольшое замешательство.
— То есть, говорить нельзя? — решил пошутить я, но китаец, кажется, обиделся:
— Фигула лечи! — наставительно произнес он, вознеся руку с кубиком вверх и оттопырив указательный палец в потолок. — Лабота много, собеседник мало-мало! Говоли-говоли!
— Что вы делаете, По Тунь? — Я принялся рассматривать мешанину показаний на его огромном мониторе, но он снова замахал руками:
— Говоли мне «ты», позалуста! Не надо «вы».
— Хорошо. Так что у тебя за работа?
— О! — Похоже, размахивать руками у китайцев было принято по любому поводу. — Это метеологицеская калта планета Алиадна!
Теперь стало хорошо заметно, что По Тунь волнуется.
— И как там с погодой? — кивнул я на цветные завихрения. По Тунь деланно засмеялся:
— Везде оцень лазный, Виктол! — Он провернул на своем кубике несколько комбинаций, заставив его на секунду обрести свои естественные цвета, и ткнул толстым пальцем в какую-то фиолетовую загогулину на экране: — Тут циклон, оцень ветлено и сколо будет доздь. — Палец ползал по карте, и карта двигалась вместе с ним. — Тут ясно и солнце, тут метель и молоз.
— Всё как на Земле? — постарался я вникнуть в цветные спагетти на экране. И снова сквозь жир на лице китайца проступил страх, но тут же исчез.
— Совсем как у нас! — закивал По Тунь, передвинул карту далеко влево и гордо показал на появившиеся там косматые кляксы. — Тут вообсе как Амелика — толнадо и смелци! Узас!
— А как называется здешнее солнце? — спросил я.
Наблюдать за китайцем было занятно: он реагировал простодушно и эмоционально, как ребенок. Но что же его пугало? Тем временем он попытался выпучить свои узкие глаза, отчего щелки превратились в щели, и тоном профессора сказал:
— Нет названия, Виктол! — Кубик вкусно захрустел в его руках, разлетаясь цветным хаосом. — Есть номел: HD 14413.
— Получается, мы сами можем дать ему имя? — предположил я и немедленно был вознагражден целой бурей эмоций.
— О, Виктол, это моя мецта! — По Тунь даже забыл о своем кубике. — Я узе плидумал имя, дазе много! Вот, наплимел: Золотой Длакон! — Он поднял руки на уровень плеч, растопырил пальцы и постарался придать своему лицу одновременно пугающее и величественное выражение. Я не стал его разочаровывать и вдохновенно всплеснул руками. — А вот есё: Золотой Лотос! — Талантливый китаец немного поменял положение кистей рук, развернув их ладонями в сторону потолка, что, вероятно, должно было символизировать лепестки водоплавающего цветка. — Или так: Золотой…
— Я понял! — вскинул я руки тоже, сдаваясь. — Пусть это будет твоей небольшой тайной, По Тунь! А то вдруг я невольно присвою твои идеи.
Китаец удивленно опустил руки и снова захрустел кубиком. Чтобы он, не дай бог, не обиделся, я немедленно спросил:
— А как ты попал в космос, По Тунь?
Испуг, казалось бы, основательно забытый, снова отразился на лице китайца, но был смят приторной улыбкой: