Оказавшись внутри, я откинул люк капсулы.
— Забирайтесь, это единственный шанс.
Анна кинулась мне на грудь, и я почувствовал у себя на шее ее горячие слезы.
— Я не хочу, Виктор! Мне страшно…
— Забирайтесь скорее, а то будет поздно.
Я попытался отодрать ее руки от своей шеи, и наконец это удалось мне. Она взглянула на меня зареванными глазами.
— Давайте вместе!
Я покачал головой:
— Увы, билет только на одного.
— Виктор!.. — Она снова кинулась мне на шею, и я просто обнял ее, не в силах сопротивляться. Потолок шлюза мигал красным, монотонный голос повторял про разгерметизацию, вибрация росла.
— Вот и все… — успел сказать я и…
Солнце уже проваливалось за лес по ту сторону озера, окрашивая тревожным ржавым цветом бетонное строение, занимавшее островок в километре от берега. На берегу возле дощатого причала с парой лодок толпились целых четыре спецмашины, две из которых — «скорая» и полицейский «бобик» — разбрасывали сине-оранжевые блики. Неподалеку сидел на траве боец и бормотал, оглаживая снайперскую винтовку:
— Зачем вызывали-то? Ни одного окна ведь… На хрена вызывать было?..
В освещенных недрах «скорой» сидел мокрый до нитки полицейский, укутанный в одеяло. Его зубы время от времени выбивали костяную морзянку. Рядом с ним доктор в синем комбинезоне крутил в пальцах незажженную сигарету.
Виктор подошел к распахнутой двери и спросил коллегу:
— Ну что, не согрелся еще?
— Да это не от холода, — отозвался док и, выбравшись из машины, закурил.
Виктор взглянул на полицейского. Лицо его было бледным, как у утопленника, глаза смотрели бессмысленно.
— Хоть что-нибудь ты успел увидеть? — спросил Виктор. Полицейский выбил дробь зубами и принялся выдавливать из себя:
— Все белое… коридор… вокруг никого… иду… люк подо мной… открылся… а там черно, как в колодце, и звезды… я туда упал… оказался в воде… тут же и… в себя пришел…
— Что страшного-то? — спросил Виктор. — Чего тебя трясет?
— Г… голос… в коридоре в этом… н-не х-ходи с-сюда… жутко так сказал… с… с-смертью повеяло… б-будто…
Подошел доктор. Виктор обернулся к нему:
— Что со вторым, Николаич?
— Амнезия. Даже как зовут не помнит. А первый все еще в коме.
Виктор оглядел себя критическим взглядом, пробормотал:
— Переодеться, что ли… — И ушел к полицейскому «бобику». Полицейский кивнул в его сторону и спросил доктора:
— Н-неужели п… пойдет?
Доктор швырнул в траву недокуренную сигарету.
— Выхода у него нет. Невеста у него там. Хорошая девушка…
Солнце наконец зашло за лес. На берегу продолжали метаться блики мигалок.
Виктор открыл глаза. Над ним нависал скверно побеленный потолок с бурыми потеками. В центре нервно мигала люминесцентная лампа. Виктор приподнялся на локте и огляделся.
Больничная палата с единственной койкой, на которой он лежал, старый стол со стулом, напротив кровати — шкаф-развалюха. Две двери. Та, что слева от шкафа, приоткрыта, и за ней виден белый фаянсовый умывальник. И ни одного окна.
Виктор сел. На нем, как на пугале, висела пижама неприятного коричневого цвета: штаны и куртка. Под курткой он обнаружил белую майку старомодного кроя, на полу стояли ботинки без шнурков, служившие, очевидно; домашними тапочками. Виктор обулся и тут же все вспомнил.
Значит, он каким-то образом выжил?!
Он вскочил на ноги и кинулся к двери. За дверью тянулся унылый обшарпанный коридор захолустной больницы, несколько дверей располагались слева и справа. Место показалось Виктору знакомым. Он направился по коридору и оказался в холле, посреди которого стоял громадный стол, по виду помнивший заседания парткомов и кумачовую скатерть, окруженный такими же древними стульями. Здесь тоже не было окон. На стене висела репродукция картины «Лунная ночь на Днепре». Ни в коридоре, ни в холле не было ни души. И тут Виктор понял, что конфигурация помещений больницы соответствует расположениям отсеков на станции «Dream-2». Он уставился на две двери, выходящие в холл. За той, что слева, на станции находился отсек капитана, а здесь ее украшала табличка «Главный врач». Виктор подошел, постучал и потянул за ручку. Дверь оказалась заперта. Тогда он отправился к двери справа, где было написано «Смотровая», и тоже постучал. Дверь оказалась незапертой, и Виктор попал в комнату, несомненно, медицинского назначения. Он узнал и топчан, на котором очнулся несколько дней назад, и стол, и шкаф — белый железный шкаф с застекленными дверками, за которыми поблескивали какие-то склянки и инструменты.