***
Из тёмного тёплого зала вышли на улицу Ленина, где светится огромными окнами здание Главпочтамта. Бездонное бархатное небо медленно роняет крупные пушистые снежинки. Деревья в Первомайском сквере спят, укрытые сугробами, вкусный зимний воздух хочется пить большими глотками, наслаждаясь послевкусием от хорошего кино. Перед мысленным взором крутятся персонажи, их поступки и тесно переплетённые судьбы. Добрый и мудрый фильм. Наверное, не одна Москва не верит слезам. Чем Новосибирск хуже или лучше? Лина шла, слушала голос Макса, скрип снега под их ногами и примеряла на себя судьбу Кати, невольно выстраивая параллели. Разве Макс – это Гоша? Умная Лина нашёптывала: "Больше всего твоему драгоценному Максику подходит образ Рудольфа-Родиона, бессовестного и циничного соблазнителя". Лина гнала от себя гнусные мысли: конечно, у них с Максом всё будет иначе… Ни одна девушка не пожелает себе такой сложной и драматичной судьбы, какая досталась героине фильма. Ни одна не согласится ждать до сорока лет, когда начнётся её настоящая жизнь. Лине почти двадцать, самое время жить, прямо сейчас.
Она взглянула на Макса, идущего рядом. Удивительно, у него сегодня совсем другое лицо! Тёплый, ласковый взгляд, немного покровительственный. Какой и должен быть у парня, у мужчины, рядом с которым – его девушка, возлюбленная, единственная на свете. Лина улыбнулась. Всё ты врёшь, мой дорогой! Ты просто и желаешь, и опасаешься настоящей любви не меньше меня. Боишься ошибиться. Боишься разочароваться. Ничего не бойся, родной мой. Я с тобой. Я буду с тобой так долго, что мы успеем состариться. И умереть.
Глава 4
Лина всегда любила музыку. Всегда. Даже в те моменты, когда сатанела от ненавистных фортепьянных упражнений. Даже когда собиралась бросить музыкальную школу за год до окончания. После получения заветных корочек изменилось всё. Папа со временем сдался, смирившись с тем, что дочь не хочет пойти по его стопам и стать профессиональным музыкантом. Сдался, уступив её непреклонной воле. И Лина полюбила музыку снова, всей душой, не делая различий между набившей оскомину классикой и простецкой попсой. Теперь её руки ложились на чёрно-белые клавиши и с завидной беглостью, с лёгкостью, которую придаёт рукам музыканта лишь истинное удовольствие, исполняли классические прелюдии и фуги. Лишь перестав быть обязательными, редкие по красоте полифонии творения великого Баха зазвучали для Лины истинной гармонией, проникли в душу и освоились там, обжились, став частью привычного ощущения радости и бесконечности жизни.
Макс не играл на инструментах, но музыку тоже очень любил. Совсем другую музыку. Он спрашивал у Лины, знакомы ли ей современные западные группы. Она не знала большинства имён и названий, а перечисление известных Лине музыкантов вызывало у Макса неизменную снисходительную ухмылку. Девушку задевал покровительственный тон, она злилась, но довольно быстро отходила. Они разговаривали о музыке часто. Правда, говорил больше Макс, Лина помалкивала и слушала. Запоминала названия, спрашивала у папы, у подруг, но они лишь пожимали плечами. Всё это вызывало нарастающее любопытство и нетерпеливое желание открыть завесу, скрывающую музыкальные тайны. Приглашение Макса "послушать музыку" у него дома упало на благодатную почву. Лина согласилась, охотно и сразу, и лишь потом, оставшись одна, осознала, что могут означать для парня такое приглашение и, в особенности, её лёгкое согласие.
Умная Лина тут же завела свой надоевший мотив: "Ну что, курица безмозглая, далеко собралась? Ты хоть знаешь, куда идёшь? В какой-то "шанхай", в частный сектор! Заблудишься, не убежишь, не спрячешься! Воспользуется молоденький красавчик твоей дуростью, помяни моё слово! Знаем мы эти "музыку послушать, чайку попить"! Охнуть не успеешь, без трусов окажешься! Воспользуется тобой, и поминай, как звали!" Лина гнала от себя плохие мысли, нетерпеливо ждала и страшилась неумолимо приближавшегося вечера.
Лина была девственницей. Да-да, почти двадцать лет – и девственница. Воспитанная на романах о целомудренной любви, не имевшая в окружении ни одной разбитной или легкомысленной, сговорчивой на плотскую любовь подруги, Лина твёрдо знала: её первым и единственным мужчиной будет муж, и только муж. Один на всю жизнь. Убеждение это не было результатом сложных переживаний или умозаключений, просто "моральная установка" впиталась через кожу, поселилась в душе Лины сама собой, побуждая жить и чувствовать так, и никак иначе. Иначе для неё было просто невозможно. Как ни мечтала Лина провести с Максом остаток жизни "долго и счастливо и умереть в один день", доводы Умной Лины, на этот раз, казались не лишёнными логики и здравого смысла. "Мальчик, избалованный женской лаской, меняющий подружек чаще, чем ты меняешь книжки в библиотеке, о какой "вечной любви" с ним может идти речь? – наседала Умная Лина, – Ну, сама подумай, какой из Макса муж? Не смешите мои тапочки! Такие ухари нагуливаются ближе к старости. А могут и вообще никогда не остепениться, превращают охоту за дурочками , вроде тебя, в вид спорта. Остынь, не твоего поля эта ягода. Для семейной жизни поищи кого попроще. На Макса можно только издалека любоваться. Лучше всего не живьём, а на фотке, так безопаснее".