Сколько лет? Кабы самой это знать. Мою годовщину рождения никто и никогда не отмечал, хотя иногда мать что-то бормотала об этом в разговорах со взрослыми.
«Шестой пошел, – услышала я ее голос за спиной. – Рада видеть тебя, Турри, – она подошла ко мне и больно дернула за ухо: – Шунка, вот же ты поганка! Кому я говорила сидеть и не высовываться? Вся в мать пошла, строптивая коза! Ну-ка быстро в фургон, пока по заднице не отхватила!»
Я моргнула и отогнала воспоминание.
Турри был хорошим человеком, хоть и помышлял грабежами с щенячьего возраста. Его убили спустя несколько лет. Повесили на городской площади в Риаме. Это я знала точно, потому что мать плакала об нем горше, чем о моем младшем братце, который помер годом ранее, лишь немного не дожив до второй зимы.
Красный петух на старой щербатой двери... После я видела его еще не раз. И самого Турри видела. И много еще кого, хотя мама всегда делала вид, будто мы в этом месте посреди леса всякий случайно, проездом и больше никогда не вернемся сюда.
– Марк Табачник еще жив? – это имя вспыхнуло в памяти ярче огня и само слетело на язык. Я нежно провела пальцем по лезвию кинжала, который, уже не скрываясь, держала в руке. – Не вздернули?
Возле дома с петухом мой провожатый первым покинул возничье место и даже подал мне руку, но я сделала вид, что не заметила этого. Он уставился на меня изумленно, словно увидел впервые. Явно не ждал подобных вопросов.
– Жив, конечно, оса тебе под язык, малышка! Ты к нему что ли приехала? Так бы сразу и сказала...
– К нему, – я спрыгнула следом и похлопала Весну и Бродягу по теплым гнедым шеям. Эти лошади были умны и знали, когда идти, а когда ждать. Даже брехливые собаки не пугали их. Я искренне надеялась, что и Вереск в фургоне проявит достаточно благоразумия, чтобы оставаться на своем месте, как ему было сказано и стеречь моего сына. Сама не знаю почему, но мне страшно не хотелось, чтобы кто-то в этой разбойничьей деревне видел их с Радом. Хоть этот дурень и спорил со мной чуть не до слез, мол, никуда не отпустит одну, но я-то знала, что не ему, увечному, мелькать здесь своей невинной мордашкой. Рогатая Щель таких прожует и выплюнет, едва заметив.
Меченная петухом дверь распахнулась прежде, чем кудрявый успел еще что-то мне сказать. На пороге стояла коренастая тетка с пестрым платком на плечах и знатным феррестрийским носом, который выдавался вперед, что твой сапожище. Я хорошо разглядела ее лицо, озаренное светом от очага, пылающего внутри. Тетка цыкнула на лаявшего чуть поодаль пса, смерила меня взглядом и приподняла яркую темную бровь.
– Ва! Тахи, ты кого это притащил сюда? Не похоже на новую шлюху для твоего братца... – глаза у нее были острые, острее, чем мой кинжал. Она вонзила их в меня, словно хотела достать до самого нутра.
– Да это к Марку, – мой провожатый ответил растерянно, он явно робел перед носатой.
– К Марку, говоришь... – тетка повела языком за щекой, словно хотела достать кусок еды, застрявший между зубами. – Что эта вошка забыла в доме моего мужа? У нее молоко еще на губах не обсохло, дела с ним иметь! – она смерила меня взглядом всю с головы до ног и спросила с подозрением: – В фургоне чего у тебя?
– Ничего, – я спокойно вложила кинжал в ножны и посмотрела на носатую глазами, честными, как у Вереска. – Это мой дом. И чужим туда лучше не соваться – он заговоренный, можно и проклятье отхватить.
– Дерзкая какая, – тетка усмехнулась. – Что нам твои проклятья, милочка? Мы сами кого хошь проклянем. Ригге, ну-ка быстро проверь повозку!
К тому моменту возле каменного дома уже появились местные – пара мужиков, и кучка сопляков, которые так и норовили заглянуть в оконце фургона. Любопытные маленькие ублюдки...
Один из мужиков молча подошел к двери нашего дома на колесах и без лишних предисловий распахнул ее настежь. Сунув башку внутрь он постоял минуту, а потом закрыл створку обратно и подошел к носатой.
– Ничо интересного, Далин. Младенец и какой-то убогий недоросток. Хочешь получше ковырну чего у них там по рундукам припрятано?
Я почувствовала, как кровь прилила к ушам, а сердце забилось в пять раз быстрее.
– Не надо пока. Пусть сначала Марк с этой поговорит. Мало ли чего... Ну, пошли! – она властно качнула головой в сторону двери и скрылась там, не дожидаясь моего ответа.
Я задержала дыхание на пару мгновений – чтобы унять дрожь в руках и успокоить сердце.