Хозяйка дома ругала кого-то наверху, снаружи доносился лай собак, но никаких криков я не слышала. Хвала богам... Стало быть, у мальчиков все хорошо.
Вернувшись спустя несколько минут, Марк поставил передо мной маленький деревянный ларчик.
– Десять наперстков. Можешь перемерить.
Я открыла плотно подогнанную крышку и заглянула внутрь. Обмана не было. Красный кимин как он есть и ровно столько, сколько сказано.
– Спасибо, Марк, – тетива внутри немного ослабла. – Давай мне своих людей, и я поеду.
– Может заночуете здесь? Это, – бородач кивнул на ящичек, – с утра заберешь.
– Нет. К утру я хочу быть по ту сторону моста.
Марк удрученно покачал кудлатой головой.
– Ты очень похожа на мать, Шуна. И лицом, и характером. Я будто в прошлое вернулся... Только твою мать жизнь знатно пообтерла, и не думаю, что она хотела бы этого для тебя.
Я повела плечом. Говорить ничего не хотелось.
С нами поехали трое. Многовато как по мне, но спорить я не стала. После того, что наговорил Марк, страха во мне как-то поубавилось.
Вернувшись в фургон, я обнаружила, что Рад проснулся и все-таки орет. Пришлось замотать его в перевязь, чтобы заткнулся, и сунуть титьку в рот. Если честно, мне уже и самой нестерпимого этого хотелось – так распирало от молока. Вереск встретил меня без улыбки, но с явным облегчением в глазах. Я решила не думать о том, что он там чувствовал, пока меня не было. И каково ему вообще после нашей ссоры.
Про монеты я наврала. Они были припрятаны в фургоне, в потайном месте. Еще в деревне я переложила их к себе за пазуху, а когда мы отъехали от поселения разбойников достаточно далеко, просто достала мешочек и вручила одному из всадников, что ехали с нами. Люди Марка переглянулись удивленно, покачали головами в точности, как их хозяин и, ничего не сказав, быстро покинули нас.
К тому моменту Рад уже обмочил меня всю, и я порядком замерзла. Хотелось забраться в постель, укрыться одеялом с головой и провалиться в сон. Однако тревога гнала меня прочь из этого леса, так что я просто вручила сына молчаливому Вереску, переоделась в сухое и, прихватив бутылку с вином, вернулась обратно на возничье место.
4
Лошади устали. Я чувствовала это по тому, как неохотно и медленно они шагали по темной лесной дороге. Но до моста было еще далеко, поэтому время от времени я цокала им ободряюще, а иногда просто принималась говорить, какие они хорошие, умные и обязательно вывезут нас из этой глуши под ясное небо.
Вереск сидел рядом и молчал. Я надеялась, что он уснет вместе с моим сыном и избавит меня от своей хмурой физиономии, но нет... Едва только всадники оставили нас, этот упертый баран выполз через переднюю дверцу и уселся рядом. Он попытался спровадить меня саму в фургон, да только был отправлен ко всем демонам и быстро заткнулся.
Бутылка постепенно пустела, но я опасалась прикладываться к ней слишком уж часто – глупо было бы уснуть прямо с поводьями в руках. А спать хотелось невыносимо...
Деревья расступились неожиданно, открывая путь к реке. Может, я все-таки немного задремала от монотонной тряски на возничьей скамье и не заметила, как мы проехали часть пути. Как бы то ни было, в этот момент у меня вырвался вздох облегчения. Там, за мостом, дорога быстро выходила к полям, где мы могли спокойно остановиться на ночь.
– Эй! – крикнула я сторожиле и врезала кулаком по двери башенки. – Открывай!
Заспанная рожа толстого почти сразу высунулась в дверную щель.
– О, это ты, малышка! Уже вернулась? Заглянешь на огонек? Я б не отказался снова увидеть тебя без штанов...
Вереск рядом со мной дернулся и замер, словно ему дали пощечину.
– Обойдешься, – мрачно ответила я толстому. – Открывай давай! За обратный путь я тебе ничего не должна.
Поганый урод с длинным языком... Кто ж его просил разевать свою вонючую пасть?!
Когда заслон был поднят, мы быстро выехали с моста на дорогу, и я старалась не слушать, что там этот поганец говорит мне в след про красивую попку и приятно проведенное время.
Лошадиные копыта глухо ударяли по сухой вытоптанной земле. Дорога вильнула пару раз, и я наконец увидела поле. Еще немного... Нам стоило проехать еще немного и можно сделать привал, распрячь гнедых, отпустить их пастись на молодой весенней траве. А самим наконец лечь спать.
– Шуна... – Вереск не смотрел на меня, он уставился на дорогу. В свете луны я видела, как отчаянно сжимаются его кулаки на худых коленях, обтянутых кожаными стропами. Обычно на ночь мальчишка снимал свои железки с ног, но не в этот раз. – Зачем?..