Среди напряженного безмолвия в моей голове внезапно вспыхнула мысль: «Не каждый человек мстит пожаром. А я могла и умела». Я сжимала руку Лео, пытаясь его поддержать, но с каждым словом у меня самой мир рушился. Не знаю почему, но я чувствовала, что никакие тесты не понадобятся. Рушился не мир, а рассыпалась железобетонная скорлупа, под которой пряталась правда. Теперь она заполняла собой все вокруг, снимала маски, выворачивала наизнанку душу, где трепетала искренность. Ее вкус был горьким — от него сводило челюсти, ее тяжело было проглотить. Она была как противное лекарство — нужно перетерпеть тошноту, пока оно попадет внутрь и подождать. Горький вкус со временем сотрется с языка и придет облегчение.
— Именно благодаря Майе я могла вновь узнавать, как там Ленюша. Радовалась его оценкам, победам на спортивных соревнованиях, которыми хвалился Васюша. У меня даже появилась возможность иногда наблюдать за ним издалека, когда Васюша проговаривался, где будет проходить то или иное соревнование. — Ее лицо расслабилось, на губах застыла рассеянно-счастливая улыбка. Она смотрела в сторону окна, предаваясь воспоминаниям. Ее… Она… Я больше не знала, как ее называть. — Я переживала, когда Ленюша сбился с жизненного пути и только и делал, что пропадал где-то с друзьями. Я даже узнала, кто родители некоторых его друзей, и пыталась через них осторожно повлиять на их выходки. Так познакомилась с родителями Глеба. Заманила его мать к себе в салон красоты и часто слушая о выходках ее сына, тонко подталкивала ее к тому, что детей нужно лучше воспитывать. К сожалению, мои старания не увенчались успехом. А когда после смерти Аделины Ленюша уехал в другой город, я чуть не сошла с ума. Хотела броситься за ним, но кто бы тогда остался рядом с Васюшей — ему необходима была моя поддержка. В то время подрастала Майя и все больше ставала похожа на кого угодно, но не на меня. Я боялась… ужасно боялась, что Васюша раскроет обман. Делала все, чтобы он ничего не заметил. Я в то время беспокоилась о многом, но явно не о том, чтобы быть хорошей матерью. К тому же так и не смогла полюбить девочку, рожденную женщиной, которая столько лет была первой соперницей за сердце Васюши. — Она опустила лицо и смотрела на его руку, которую сжимала с нежностью. Золотые локоны упали на лицо, скрывая дорожки слез. — Я ведь полюбила его сразу, как увидела. И до сих пор, спустя двадцать семь лет, люблю его, как прежде, даже сильнее. Да, у меня было много поклонников, я часто проклинала себя за любовь к женатому мужчине и хотела уйти. Но мои чувства и желание хоть немного быть ближе к моему сыну просто не дали этого сделать. Васюш, если ты теперь не захочешь меня больше видеть, то лишь скажи, чтобы я ушла. Вот только вряд ли я смогу.
Он приголубил ее. У самого глаза были на мокром месте. Хотя я даже представить не могла, что такие мужчины умеют плакать.
— Дорогая, я подозревал, что Леонид не мой сын. Думал, Аделина мне изменила. Благо, он не слышал ни одной нашей ссоры по этому поводу. И сейчас я даже рад узнать, что он именно твой сын.
— Значит, вы из-за этого ссорились тогда у бассейна? — раздраженный голос Лео грубо разорвал идиллию парочки напротив. — И ты ее столкнул в воду после того, как она в конце концов призналась, что ребенок не твой?
Взгляд Василия Смирнова налился плохо скрываемой злостью.
— Тем проклятым вечером я действительно перебрал, мы впервые серьезно поссорились из-за тебя… и Аделина покончила с собой. Мы не остались ночевать в одной комнате, я после выпитого спиртного вырубился и только наутро заметил ее тело в бассейне. Она привязала к шее одну из моих гантель и вместе с ней ушла на дно. После этого я сделал все, дал взятки всем, кому только мог, лишь бы мой сын не узнал, что его мать самоубийца!