Глеб много чего говорил за последние годы. Но такого я еще не слышала. Его точно перемкнуло. Вчера ушел один человек — сегодня вернулся другой.
— Что с тобой случилось? Что такого произошло этой ночью?
— Говорю же, думал долго. Наконец понял, кто виноват в том, что мы на грани. И ты, и я. Мы оба виноваты. У нас ведь начался разлад именно на почве секса. Ты все реже мне давала, не говорила, в чем проблема. А я, вместо того чтобы разобраться, уходил на сторону искать тех, кто никогда не отказывает. Думаю, если сейчас мы с этим разберемся, поговорим честно и открыто, то сможем все наладить.
— Хватит. — Я приложила усилия, пытаясь выпутаться из объятий, но мне так и не удалось. — Я не смогу спать с тобой после всего. Уж прости.
— Расслабься и просто отключи голову. Хочешь, мы даже свет выключим. Ты меня не узнаешь, я буду очень нежным. А со временем разберемся. — Ясное дело, слова следовало подкрепить правильными движениями — например, заползти наглой ручищей мне под футболку. От его прикосновения становилось противно, гадко.
— Глеб, прекрати! — Я с силой толкнула его в грудь, что его, видимо, порядком разозлило. Он высунул руку из-под футболки, но только для того, чтобы в следующий миг обжечь ягодицы сильным шлепком. Я по привычке застыла и всхлипнула, прикусив губу.
— Если хочешь, чтобы я был нежным, не брыкайся, — прошипел на ухо. — Сама же нарываешься на грубость.
Внутри все застыло от страха. Мысли в беспорядке судорожно метались в голове, я не могла найти выход из стальных оков, не провоцируя Глеба применять силу. Он никогда не бил меня, кроме шлепков по заднице, но вполне мог изнасиловать.
Это была его любимая игра. Я должна была сопротивляться до последнего, кусаться, царапаться, бить его — но не сильно! — пока он пытался меня связать, а потом терпеть то, как он меня наказывает за неподчинение: бьет по ягодицам до жгучей боли, засовывает в рот член так глубоко, что я чуть не задыхаюсь, трахает жестко в той позе, которая удобна только ему…
Уже полгода я была свободна от всего этого. И совершенно не верила, что Глеб сможет стать нежным. Это какая-то новая уловка. Полгода назад я ему ясно дала понять, что не смогу вернуться в нашу постель, пока не прощу его. Сейчас я понимала, что не прощу его уже никогда.
Наглые руки вновь забрались под футболку. Я слышала по тяжелому прерывистому дыханию Глеба, как он возбуждается, гладя мою спину, прижимая меня крепче к себе. Чувствовала в его прикосновениях дрожь, за которой явно скрывалось желание двигаться как прежде — грубо и жестко, оставляя на коже красные отметины.
«Интересно, какой Лео? Каковы его прикосновения? Как бы хотелось, чтобы он излечил мое тело, испещренное невидимыми, но болезненными шрамами жестокости», — шальная мысль вырвала из оков страха. Мне даже показалось, что я ощутила его теплые, исцеляющие объятья, стоило их только представить.
Хочу к нему. Рядом с ним не страшно. Рядом с ним волнительно до бешено стучащего сердца, но одновременно спокойно. Я будто чувствовала, что у него в мыслях нет намерения меня обижать.
Хочу прямо сейчас. Каким-то чудным образом телепортироваться, оставить Глеба в крайнем недоумении, испарившись из его объятий, которые ранили хуже колючей проволоки. И в следующий миг оказаться рядом с Лео, неважно где он. Знаю, даже просто от его присутствия мне станет легче, проблемы покажутся призрачными миражами, которые, чтобы разогнать, достаточно махнуть рукой. А если он улыбнется и посмотрит на меня своим пленяющим взглядом, на сердце затянется еще один рубец.
— Завтра, — прошептала я. Но слишком тихо. Мой шепот утонул в шуме дыхания.
— Что? — Руки Глеба застыли перед тем, как забраться под резинку моих штанов. Я решительно сглотнула, постаралась придать своему голосу силу и уверенность.
— Давай попробуем завтра. Я очень устала, ночью плохо спала, и еще и работа осталась неоконченная. Давай я завтра вернусь днем после фотосессии, и мы… — запнулась оттого, что было противно слышать свои же слова. Еле заставила из себя выдавить продолжение: — И мы попробуем заняться этим так, как ты предложил.
Не знаю, что буду делать завтра. Но сейчас была готова сказать все что угодно, лишь бы Глеб разомкнул свои стальные объятья и дал вдохнуть. Лишь бы он убрал свои руки. Лишь бы я смогла вновь спрятаться в своем коконе, где нет места сексу.
Так я для себя решила еще после своей измены. Больше никогда, ни за какие деньги — да ни за что! — не лягу в одну постель с мужчиной, пока не буду убеждена в двух вещах: он не извращенец и он по-настоящему любит меня.
Глеб тяжело вздохнул, но, к счастью, вытащил руки из-под футболки и отступил на шаг.