– Ты дура, Люси! Абсолютная дура! Я никогда, ни с кем на тебя не спорил!
– Скажи ещё, что, вообще, святым был?! Я всё помню!
– Почти девять лет прошло, как я видел последний раз Костика, что с Иркой, понятия не имею, да и стоит ли ещё та злосчастная дача, которую я в гневе чуть не раскатал по бревну!
– Не ври мне, Антонов! С тобой всегда одно и то же: только тебе поверишь и приблизишься, как, из какой-нибудь щели вылезает новая гадость! Ты всегда, всё портишь сам! И не смей никого винить ни в чём!
– Я знаю… У меня было время над этим подумать… Хочешь, оборвём здесь портьеры и посшибаем всю лепнину, чтобы ты убедилась: камер нет!
– Тогда, почему эта комната выглядит так, будто ты готовился к сегодняшнему свиданию?!
– А, я и готовился! Она так полгода уже выглядит, я сплю на диване в гостиной! Эта спальня ждала тебя, Люси!
– Всё равно, я тебе не верю!
– Люси, ты такая упрямая стерва, убил бы!
– Ну, да, конечно, тебе же не привыкать, – вырвалось в пылу гнева, как-то само, и она ладонью зажала рот.
В следующий момент Марк повернулся к ней лицом, глаза его пылали гневом, он схватил её за руки и резко дёрнул на себя, потом, навалившись, закрыл её рот своими губами и, наверное, пытался выпить до дна злым, страстным, совершенно безумным поцелуем. У Людмилы буквально помутилось в глазах от недостатка кислорода, в то же время, горячая искра, которой ей так не хватало в первой его попытке, прожгла её сверху донизу, до самых кончиков пальцев на ногах, и тело откликнулось взаимным порывом. Теперь уж, он не трепетал над ней, как над хрустальной вазой, всё было решительно и бесповоротно, по его правилам. Он целовал и брал её властно по-хозяйски, не спрашивая разрешения, и крепость сдалась. Её отпустили сомнения, и она помчалась по реке страсти и чувственности, отдаваясь ему безо всяких задних мыслей…
Всё происходившее в девственно-белой спальне, можно было назвать и любовной игрой, и войной, одновременно. Всю тоску и любовь, и обиду они сдали на милость друг другу до самой последней капли, так что сил больше не осталось ни на что…
Потом она ненадолго заснула, а проснувшись, обнаружила рядом Марка. Он, опершись на локоть, разглядывал её лицо. Она успела поймать в этом взгляде нежность и искреннюю любовь, фальши в нём не было…
– А, знаешь, существует легенда, что Клеопатра решила соблазнить Марка Антония в комнате, которая была полностью покрыта лепестками красных роз, и ей это удалось… – задумчиво произнесла Людмила.
– Тебе тоже удалось… Я твой…
Похоже, Антонов её не обманывал, только теперь, какая разница. Всё, что между ними было или могло быть, уже в прошлом. Дверь в юность оставалась до этого дня ещё приоткрытой, но сегодня Людмила её закрывала окончательно. Она и собиралась это сделать, когда объявился Марк, но думала, что достаточно будет встречи и разговора, ни о чём. Увидев друг друга, они должны были понять, что всё в прошлом и проститься с ним. Они бы сделали это и раньше, ещё тогда, когда Людмила ушла с третьего курса, но она очень быстро уехала, не простившись. Безусловно, он мог её найти, если бы захотел, телефон, соц. сети, она же, ни от кого не скрывалась. Её очень быстро закрутила новая жизнь и новая любовь, казавшаяся тогда единственной и вечной, а его – бары, обязательная свита из девочек, пьянки… Одна из них закончилась дракой, в которой погиб человек… Вот так распорядилась судьба, не успели, не договорили, ничего не поняли. Потом, Марк пытался ей писать из заключения, объяснить, что всё было всерьёз, и даже звал замуж, но оттуда это ещё больше напоминало ложь: он просто опять решил, что удастся ею попользоваться, потому, что так ему было бы удобно…
Одним словом, точка. То, что случилось, опоздало на восемь лет, можно считать, что и произошло восемь лет назад. Дома её ждал Геннадий, и надо было думать, что ему сготовить на ужин…
Глава 7.
Её мужчина, рассевшись за столом, наворачивал макароны с магазинными котлетами, щедро сдабривая всё это майонезом. Людмила сидела напротив, потягивая зелёный чай и, украдкой рассматривая своего недомужа.
Как назвал его Антонов? Грызуном или хорьком? И правда, почему она раньше не замечала? Геннадий напоминал не то крысу, не то раскормленную мышь: его маленькие блестящие чёрные глазки быстро взглядывали то на неё, то в тарелку, он, как-то неприятно начинал пережёвывать пищу передними зубами, прежде, чем нормально распределить её во рту, а левой рукой нервно крошил хлеб и заталкивал в рот по кусочку, вместо того, чтобы просто откусить. Противно чавкая, он уже минут двадцать объяснял молчащей Людмиле, как было бы хорошо взять кредит и замутить бизнес. Само собой, взять кредит должна была она, так как залогом становилась квартира, к которой он не имел ни малейшего отношения…