Щелчок.
Мы сидим внутри подземного помещения, внутри которого собрались те, чью веру подавили наверху. Лавочки, стоящие в ряды создают ощущение процедурной генерируемости комнаты. Тут христиане, там – ислам, еще дальше – буддисты. Водитель сидит сбоку со своим протезом, полученным от наших сил, а мы сидим и слушаем слова человека, который сам не осознает, о чем говорит. О чем их молитвы? Что они решают, что они исправят, если сейчас все решаем и исправляем мы? Может быть, все, что произносится сейчас – пустой треп, не несущий смысла?
Мою голову захлестывают мысли о неправильности всего происходящего. Мы не принимаем ни одной веры, существующей внутри мира, не по той причине, что сами не верим в них, а потому что ни одна из них не выполняет функций, которые ее определяют. Разве хоть одна вера перестала восславлять убийства в полной мере, прекратив их совершение полностью? Если каждое из вероисповеданий настолько верно и настолько правильно, то почему ни одно из них не смогло поглотить всех людей? И каждый из богов гениален и всезнающ, но каждому из них задают вопросы, которые не должны задавать – разве это логично? Может, стоит создать настоящую веру, стоящую в основании государственного аппарата? Та, которая сможет держать правопорядок внутри него, но одновременно с тем являться чрезвычайно полезной, применимой? Может, поклоняться стоит великим людям прошлого, восславляя их достижения, стараясь увековечить их? Что, если молитвы наши будут созданы для закрепления и углубления полученных знаний? Что, если мы будем поклоняться собственным умам, восславляя их? Дети даны нам для продолжения собственного рода, поскольку жизни наши не вечны, но для чего дети богам, если жизнь их нескончаема? Богу не должны поклоняться, бог должен отвечать напрямую, не используя никаких посторонних средств, если он всемогущ, так для чего создание всех этих проблем со связью? Не подставляй другую щеку, если ладонь попала по одной – лучше убей того, кто ударил. Мы будем жертвовать всем, что необходимо, но никогда для тех – кто этого недостоин. Поэтому, нам нужно искоренить всех, кто недостоин наших жертв, чтобы жертвовать, не боясь за ценность собственности.
Когда мне все это надоедает, то на лестнице слышатся ритмичные шаги множества людей. Поднимается волнение, может даже, паника, а тогда они замечают меня. Водитель, не торопясь, просто встает и уходит в дальнее помещение. А комнату наполняют верные жители будущего государства. Мы можем дождаться того момента, когда каждый из них станет таким же как и мы, но есть опасность, что каждого привьют, если каждый из нас еще не получил вакцину, что может быть крайне возможно сейчас. Мы вталкиваем всех, кто здесь был в одно помещение, ставя как ограничителей парней с оружием. И тогда вместо человека, имеющего святость, встаю я. Я задвигаю сзади шторку, которая полностью закрывает христианский крест, а по бокам парни снимают распятия и прочие атрибуты. Я встаю на сцену и начинаю вещать обо всем, что было. Все, что мы делали, все самое отвратное и противное. Я особенно выделяю внимание на том, что именно происходило с телами заключенных и в каких случаях. Прямо сейчас миллионы тонн инициирующих взрывчатых веществ находятся внутри машинных отделений каждого завода и внутри каждой выводящей трубы. Мы хорошенько постарались для того, чтобы это и вправду сделать. Когда я заканчиваю свою речь о том, как мы превращали человеческие отбросы в пригодное для употребления сырье, то зал наполняется криками и ругательствами. Каждый из них кричит, что я НЕ ЧЕЛОВЕК! ЖИВОТНОЕ! ТВАРЬ! МРАЗЬ! ПАСКУДА! ГОРЕТЬ МНЕ В АДУ ЗА ТАКОЕ ДЕЯНИЕ! Я ДОЛЖЕН СДОХНУТЬ! КАКАЯ ЖЕ Я СВОЛОЧЬ! УБИЛ ТАК МНОГО ЛЮДЕЙ!
И тогда все крики стихают от одного выстрела в потолок, призванного установить тишину. Я начинаю рассказывать о том, что каждый грамм мяса, что видели они в своей жизни последнее время, также принадлежит всем тем людям, что их жизни обеспечили жизни тех, кто только что всячески оскорблял меня. Вся их жизнь сейчас зависит только от мяса, убиенных мною людей. И после этого встает тишина, при которой слышно даже ветра свист, который звучит в голове у каждого из них. Сейчас произошло то, чего я так долго ждал – весь мир узнал о том, что все это время он ел сам себя изнутри. Я захотел оповестить это место сам по собственной воле, а также мы напечатали газеты, разослали телеграммы, написали на стенах, выложили в руины интернета, мы рассказываем миру о том, что мы его кормили. Знаете, чем этот момент так сладок? Тем, что сейчас ни один из них не признает собственной вины, которую только что весили на меня. Тогда я слышу прекрасную фразу от молодого парня из первого ряда, чьи щеки так и свисают.