Она втянула воздух в себя, будто замораживаясь, стараясь не делать поспешных поступков, а ведь ей хотелось одновременно прибить мужа за то, что покусился на жизнь и здоровье любимого сына. И сына хотелось убить за то, что он устроил эту котовасию со сменой пола, от которой могло порушиться все. На волоске висела поездка, на которую она так рассчитывала. Мария Карловна просто прошла в свою комнату и не выходила оттуда до утра. За дверями было тихо, хотя она просыпалась каждый час в поту и предчувствии, что скандал и драка продолжаются. Что Шурик перерезал себе вены, как в прошлый раз, и лежит в своей ванне, медленно истекая кровью, пока она нежится у себя в кровати, ничего не ведая. Материнское глупое сердце тупо молчало, не чувствуя беды. Усилием невероятной воли Мария Карловна оставалась в спальне.
А утром домочадцы выглядели вполне мирными, как будто накануне ничего не произошло. Капли крови с пола были стерты. Синяк сиял на сияющем глазу. Это вселяло надежду в сердце матери: значит, не одна она переживает за успех поездки, все пытаются унять свой характер ради общего блага. А для себя она решила и впредь поступать так или, по крайней мере, с ее характером, не сразу пытаться лезть решать проблемы всех и вся, а дать возможность самим уладить конфликт даже пусть путем рукопашной.
Приехал Гриня на своей новой большой машине, куда могли уместиться все вместе с поклажей. Погрузившись и усевшись, они дружно тронулись в путь. Все молчали, но чувствовалось, что творится какой-то праздник. Мария Карловна пыталась вспомнить последний раз, когда ее посещало такое настроение, и ничего кроме дней рождений сыновей не вспоминалось.
– Да, у меня для вас сюрприз, – сказал Гриня, выворачивая руль к аэропорту.
Мария Карловна да и все оживились, хотя зная Гришу, не ждали чего-то сверхъестественного. Старший сын посмотрел в зеркало дальнего вида, и по его взгляду Мария Карловна поняла, что сюрприз ожидает непростой. Старший сын смотрел только на мать.
На улице стояла прекрасная погода, все ходили в футболках, маечках, но еще не такими загорелыми, как один парень в яркой рубашке с пальмами и в очках на пол-лица, черного как у негра. Он был тощий, высокий, волосы стрижены не по местной моде. Мария Карловна не узнала Кузю, но к нему уверенной походкой направился Гриня, и тогда в сердце сложилось два плюс два, взгляд и загар.
Господи, они ж не видели этого «бомжа», так звали сына меж собой родители, больше двух лет, хоть тот и названивал регулярно раз в месяц.
Ребята набросились на старшего брата с охотой. Конечно, Кузя выглядел, как пижон, чувствовалось, что у него водились деньги. Прикид, загар, настроение… Хотя настроения у этого бомжа всегда было хоть отбавляй.
– Привет, мама, – как ни в чем не бывало поздоровался Кузя, а Мария Карловна расплакалась нежданной встрече. Вообще-то она не планировала плакать и собиралась с духом все те мгновения, пока он приближался. Было не место и не время для истерик. Но при звучании его голоса сработал невидимый спусковой механизм.
– Какой ты все-таки гад, – сквозь слезы сказала она, обнимая его за тонкую, но жилистую шею. – Мы уезжаем, и ты приезжаешь. Хоть бы заранее… Хоть бы один денек вместе.
– А я тоже уезжаю, – вдруг сказал Кузя. – С вами на плоту по водоемам, черт знает где и куда.
Мария Карловна отпряла, стала взглядом искать чемодан и вещи.
– Ничего нет. Гол как сокол. Найдется же мне пара запасных трусов и носков и плошка риса? – он не шутил, хотя выглядел, как клоун, выворачивал карманы, строил гримасы. – Ладно-ладно, не смотрите так. Я прилетел в шесть утра и уже уладил все насчет поездки. Тем более, мам, ты сама шестиместный плот заказала. Чувствовала, что я приеду, да?
Мария Карловна опять пустила слезу. Что творилось с ней сегодня, она не знала. Климакс? Кризис среднего возраста?
Один еще, слава Богу, не начался, другой должен был пройти еще давно. Но сердце стало мягким и ранимым, особенно с сыновьями.
Где-то она читала, что мать – это сумасшедшее существо, которое позволяет своему сердцу разгуливать без ее ведома. Мария Карловна была окончательно сумасшедшей, потому что ее сердца вытворяли, что хотели, подвергая себя и ее опасности. А вот такие сюрпризы были для сердца невыносимы.
– Я что-то не понял, ты рада или не рада, что я с вами еду? – набросился на мать с объятиями Кузя и утащил ее внутрь аэропорта. – Будешь плакать в самолете, а то мы еще опоздаем из-за твоих истерик, – не давал опомниться Марии второй сын.
Зарегистрировавшись на рейс, они первым делом пошли в ближайший бар отпраздновать возвращение блудного сына, который всех угощал.