– Мне тоже, – протянул руку Шурик за рюмкой и родители хотели было возмутиться, но братья почему-то остановили их и твердо поставили рюмку коньяка перед пацаном.
Было столько счастья и одновременно трагедии в этой встрече в аэропорту, в преддверии поездки черт знает куда и, главное, черт знает зачем. В воздухе проносились вихри беды, будто завтра война и это последний шанс всем собраться и объединиться. А ждет ли победа или поражение – решение висело на волоске.
Выпили еще по одной и по третьей. После последней Сашка осоловел, и его под общий смех повели под руки на посадку. То ли от алкоголя, то ли от единения Мария Карловна была счастлива. Раскрасневшись, она уселась по привычке рядом с мужем, хотя они уже давно не сидели вместе и не спали вместе, виделись только периодически. Николай молчал, но в глазах читались противоречивые чувства, их не могла прочитать Мария Карловна, но одно ей стало понятно: все надеялись на что-то.
Самолет взлетел, а Мария Карловна быстро натянула себе маску на глаза, будто собираясь ко сну. На самом деле, под маской лились горячие слезы, алкоголь разбудил давние чувства, воспоминания. Марии Карловне вдруг стало жаль себя, ведь она одна по жизни везет весь этот воз проблем, недопониманий, капризов.
Кроме поддержки матери, которая сидела с Гриней и периодически с другими детьми, другой помощи не было, она одна поднимала семью. Николай всегда был, но был как бы на подхвате, как любой мужчина он по привычке и традициям предпочитал отдавать время своей работе, которая приносила сущие копейки, а также своим друзьям и хобби, отлучаться то на охоту, то на рыбалку. Все волевые решения, все толчки, все подушки безопасности создавала Мария Карловна.
Создавала, как могла? Да. Создавала плохо? Да. Она подключала мамок, нянек, домработниц, репетиторов, врачей, медсестер – всех, кто мог ее компетентно заменить, пока она зарабатывала, пахала на благо семьи.
И ей казалось это правильным, ведь было б ужасно, если она – высокого профиля специалист, интеллектуал, талантище, на которой висели, по меньшей мере, пара сотен душ, вместо того чтоб спасать чужие жизни, катала б коляску со спящим ребенком туда-сюда или полдня проводила за плитой или в песочнице. Подобную примитивную работу, по ее мнению, мог бы выполнить кто-то другой. А Мария Карловна ненавидела бестолковую деятельность, с детства презирала лентяев и балаболов, сама говорила только по делу, выполняла действия, как по инструкции, следовала правилам, сама создавала нормы. И у нее все кипело в руках. По крайней мере, так казалось: и дети сыты-одеты, знают Есенина с Пушкиным, и клиника с пациентами под контролем, касса полна денег.
Легко этой Лейсян говорить, что она откупалась таким образом. Ставила деньги превыше семьи. Но ведь если не она, то кто? Маме и братьям самим постоянно требовалась помощь. Других родственников у Марии Карловны попросту не было. Ни дядек, ни теток, ни бабушек, ни дедушек. Все они ушли рано или жили так далеко, что стали чужими, хотя и наведывались иногда за помощью.
А так бы хотелось, чтоб кто-то мудрый и добрый стоял рядом, подсказал в нужный момент, что всех денег не заработаешь, что всего успеха не нахлебаешься, что всего не заграбастаешь.
Бабушки и дедушки… вдруг любимые образы всплыли в памяти. Они очень любили Машу и всегда пророчили ей большое будущее.
– Очень талантливая Маша вылупилась, – говорила бабушка Нюра своей дочери про внучку. – Далеко пойдет. Ум стоумовый!
– Эх, бабушка, – плакала Мария Карловна, – посмотри теперь, куда мой ум завел меня, в какие дебри. Детей и тех растеряла, как цыплят.
Шелковая повязка со множеством слоев впитывала и впитывала горькие слезы, вдруг хлынувшие солеными цунами.
– Стоп! А какой сегодня день? – вдруг вспомнила Мария Карловна, хотя знала дату на зубок, ведь они готовились к этой дате заранее. – Пятое июня. День рождения бабушки Нюры и дедушки Кости. Господи! – обратилась она к Николаю, срывая мокрую повязку, слезы тут же просохли. Он слегка опешил. Маша не справляла их дни рождения никогда, может, лишь однажды упомянула, но не справляла.
– У бабушки Нюры и дедушки Кости в один день был день рождения! – настаивала Мария Карловна, будто муж должен был быть обязательно в курсе.
– Ну хорошо, – легко согласился Николай, разводя руками, – давай выпьем за их здоровье. Коньяк есть, стаканы тоже. Закуска, – он покопался в кармане жилетки, где обычно прятал ириски или какие-то сладости – тоже имеется.
Мария Карловна заморгала, не зная, того ли она добилась. Но сердце подсказывало правильно. Надо помянуть любимых, родных, позабытых ею.