Глава 7. Плот или байдарку
Ложиться спать не было смысла. Уже светало. Мария Карловна отправилась к своему домашнему компьютеру и приступила к поиску прописанного лечения. И в поисковой сети набрала «Плот или байдарка».
Если про плот врач-гинеколог что-то знала из литературы и детства, то байдарка, кроме как синоним лодки, больше не вызывала никаких ассоциаций.
Но после просмотра загруженных первых картинок, Марию Карловну охватило отчаяние: какое-то странное бревно с веслами, которые надо крутить, чтоб тащить вперед. Она плохо представляла себя в этом бревне, да еще на протяжении пары дней.
Когда набрала «плот», стало как-то легче и понятнее, но прочитанное описание: «готовка, стирка и безостановочное движение вперед», навело еще больший ужас. Как остаться с пятью мужиками на квадратной доске посреди реки?
– Вам плот или байдарку? – спросили по телефону в туристической компании. – Просто сплав по речке или настоящее приключение на полноводной реке?
Мария Карловна молчала и попросила время подумать. А утром проснулся Шурик и опять, словно заведенный, завел разговор о смене пола. Мария Карловна инстинктивно выбрала плот.
Если в клинике да и в городе узнают о беде Земиных, это, конечно, не навредит ее железной репутации, но разразится страшный скандал. Хуже всего, что начнут пялиться на нее, как на жертву, станут жалеть и вести с ней слезные разговоры. В скором времени она станет посмешищем. Наступит невыносимый период. Хотя и он пройдет.
Мария Карловна поймала себя на мысли, что опять думает о себе, но не о сыне. Этом взбалмошном мерзавце, решившем проучить свою мать.
Она с теплотой посмотрела на сына, копавшегося в холодильнике, и сама не поняла, как предложила сплав на плоте взамен на гормоны.
Шурик аж обалдел от такой новости и закрыл холодильник.
– Четыре недели. Дальний Восток. Никаких компьютеров.
– И ты мне дашь разрешение и отец тоже? – хитро спросил сын, а в глазах зажегся огонь.
– Я подпишу его там же на плоту в последний день сплава. Отец тоже.
Шурик молчал, зная, что мать не шутит, она никогда не шутила, всегда говорила всерьез и если что-то обещала, то выполняла.
– Я подумаю, – сказал он. Но это означало «согласен». Гордость не позволяла сказать сразу да.
Гордость – это диагноз пострашнее любого неизлечимого заболевания. От гордости страдали дети.
После разговора Мария Карловна вдруг осознала, что назвала нереальные для ее графика работы даты сплава. Дай Бог бы выкрасть неделю, а тут четыре! Она заохала, не представляя, как разговаривать с начальством. Да ее попрут за четыре недели.
Однажды Мария Карловна сломала ногу, так на третий день вышла с гипсом и костылями на работу. Нещадно пила обезболивающие. Она хотела выйти сразу на второй, но из клиники позвонили и разрешили день отлежаться.
На кухню вошел Вася, бледный и задумчивый. Значит, болела голова. Панические атаки прекратились с принятием наркотиков, но в эти дни болела голова.
– А почему Дальний Восток? – спросил глухо Вася. Мария Карловна аж поперхнулась чаем. Как быстро Шурик растрепал новость.
– Если б я поехал, то на амурские сплавы… – налил и себе чая Вася.
– Так поехали, – неожиданно для себя сказала мать. А действительно, почему она думала только про младшего? Вася тоже мог бы присоединиться, взять свои таблетки…
Вася внимательно посмотрел на мать и тоже впервые задумался об этой идее.
Таблетки взять не проблема, если голова заболит…
– Ну возьмешь сильные, я тебе выпишу, – вслух сказала мать.
Николай ехать категорически отказался, во-первых, он только вернулся с охоты, где уже хлебнул воздуха и природы вдоволь. Во-вторых, ехать с одним нытиком, с другим выродком никак не вписывалось в планы мужчины.
– Если б Гриня поехал, я б еще подумал, – ворчал Николай под нос про то, что два младших не то что лодку не потащат, еще их придется на спине таскать.
Про Кузю никто не вспоминал.
Мария Карловна так и не спала ночь после семинара, но чувствовала себя хорошо, если не сказать прекрасно. Потому что засветилось, заярчело нечто на горизонте, затмевая беспробудное отчаяние.
Руководство восприняло новость о месячном отпуске ведущего врача плохо. Это было ожидаемо. Валерий Аркадьевич, директор пренатального центра, был непреклонен. Мария Карловна не смотрела в глаза бывшему любовнику, пока они не остались наедине в кабинете.
– Маша! – одним словом выразился директор, вкладывая в тон то, что готов пойти на кардинальные меры, если придется.