— Я люблю тебя! — закричал он. — Я сейчас ужасно люблю тебя… Я не могу… Я не могу…
— Ты потрясающий, — сказала ему дама. — Настоящий человек никогда не сможет в такой ситуации.
— Да, наверное. Нужно послать все… Нужно быть в чем-то животным. Я хочу быть животным. Человек никому не нужен. Сейчас имеют ценность только животные. Я действительно люблю тебя сейчас.
Она обняла его всем телом, ибо дамы любят такие слова, и начала целовать его. Он добился своего — бессознательный душевный извращенец — она захотела его. Она действительно захотела его!
— Эй ты, дружище, — сказал Иванов, — если ты не хочешь, уступи место!
— Подожди, — лирическим голосом сказал Медведев, поглаживая спину дамы.
— Я люблю тебя, я всегда тебя любил, я готов влюбиться в тебя, мне надоело мое тело, я хочу любви, любовь это есть нечто такое, что стоит предательства, любовь невозможна, я хочу любить хоть вилку, я люблю тебя и мне плевать на твое тело!
Медведев говорил красивые слова, и дама балдела, уткнувшись в его щеку. Медведеву казалось, что он может говорить бесконечно. Даже со Сладкой Энн в начале знакомства он не чувствовал такого лирического настроя. В самый разгар своих речей Медведев поня л, что он вполне готов осуществить свой мужской долг и бережно дотронулся пальцем до кожи дамы, как бы спрашивая у нее разрешения. Дама конвульсивно повернулась всем телом на бок, обняла Медведева ногами, и Медведев все-таки начал ее трахать, прекратив время свой нежный монолог. Ибо секс есть продолжение любовного ухаживания другими способами.
Потом Медведев почуял еще большую любовь к этой даме.
— Как тебя зовут, любимая? — спросил он.
— Наташа, — ответила дама, целуя Ивана в плечо. Они крепко обнялись, закусив друг друга, как удила, и задремали, укрывшись одеялом.
— Эй, вы! — закричал Иванов, встав с кресла. — Вы хорошо устроились. Давай-ка ты, Медведев, вставай. Теперь моя очередь.
Медведев повернул неистовое лицо.
— Слушай, Иванов, ты мне друг?
— Да.
— Оставь тогда меня с ней. Я ее люблю.
— Ее?!
Иванов не понимал. Он сказал:
— Я, конечно, оставлю, но это бред. Я не понимаю тебя.
— Я ее люблю.
— Ты что — шутишь?
— Нет! Уйди отсюда! Я убью тебя сейчас! Ты мне друг? Я ничего не объясняю. Оставь нас, и все.
— Как хочешь, — пожал плечами Иванов.
— Ты прав, — сказала вдруг дама. — Неважно, что я хочу… Так правильно. Но мне надо идти к Леше.
— Послушай, Наташа, — зашептал ей на ухо Медведев, — давай сбежим отсюда! Давай выйдем чистыми из этой игры. Пускай все остальные занимаются всей этой фигней. Давай сбежим. Это будет лучшее воспоминание: утро, и мы вдвоем идем к чертовой бабушке! И я буду любить тебя.
— Я очень хочу этого, — сказала дама, — но я не пойду.
— Но почему?
— Не знаю.
— Оставь ее, дурак! — сказал Иванов. — Чем меньше женщину мы любим… Знаешь?
— Знаю, — грустно сказал Медведев. — Иди к Леше. Я предложил тебе выход, но ты идешь к Леше. Мы остаемся в нашем мире. Прощай, Наташа!
Она встала и легла к спящему Леше. Рядом с Медведевым лег Иванов. Через пять минут все уснули. За окном начали убирать снег.
Проспав положенное, они все встали. Леша потягивался, Иванов и Медведев отвернулись, и дама оделась. Найдя в пепельнице какие-то более-менее приличные бычки, они покурили и пошли за пивом.
96
— Эй ты, дрянь, проститутка! — закричал Иван Медведев в лицо Сладкой Энн. Она стояла пьяная и с ненавистью смотрела на него.
— Я тебя больше не боюсь! — сказала она.
— Дура дебильная! Ты еще повесишься! Я тебе устрою веселую жизнь!
— Ничего у тебя не выйдет. Ты — ребенок, алкоголик и импотент!
— А ты — дура.
— Мы расстанемся, а ты все равно будешь со мной спать!
— С тобой будут спать одни уроды!
— Что ты орешь?
Она сказала это спокойно и насмешливо, неожиданно вспомнив старинное обидное женское средство. Медведев на секунду растерялся, но потом опять закричал:
— Потому что ты раздражаешь меня своим дебильным существованием!
— Идиот, — сказала Сладкая Энн.
— Идиотка, — сказал Медведев.
Они стояли посреди комнаты, готовые броситься друг на друга. И Гудзон шумел на двух своих берегах.
61
Огурец. Сморчковое мясо. Лысая любовь. Деревянная мать.
62
Фиеста. Иван Медведев (Советский Союз) во фраке и запонках неспешa заходит в ресторан. Его друзья М. Синявский и Леонард Коган ведут под руки Маргариту. Должно быть, это Метрополь, так как журчит фонтан, и вообще все выглядит фешенебельно и мраморно. Официант, щелкнув каблуками, как Штирлиц, протягивает меню. Гости кивают, рассаживаясь.
— Что мы будем?
— А сколько у вас есть?
— Два стольника.
— Отлично. Официант! Шампанского, коньяку, икры, жульена, вырезку с грибами, салатов… Остальное — потом.
Леонард Коган откидывается, затягиваясь "Кэмелом".
— Ну что, мудила, — говорит он, обращаясь к Медведеву, — погудим?
63
Фиеста. Медведев, Синявский и Лена в баре. Официант, ожидающий своей прибыли, вежлив и предупредителен. После пятого коктейля с джином Медведев кричит:
— Официант, дайте нам что-нибудь экзотического!
Как факир, выходит из-за стойки таинственный бармен с тремя железными сосудами и идет к их столу. Он разливает коньяк, зажигает его и говорит волшебные восточные слова. Потом доливает туда шампанского, и напиток готов. Компания пьет, наслаждаясь. Но ет пределов человеческим желаниям. Медведев зажигает спичку и говорит:
— Я хочу есть.
— А я хочу виски.
— Отлично. Тогда пьем сейчас виски и едем в ресторан.
Вечером, в два часа ночи, Медведев возвращается в свою комнату задумчивый и пьяный. Его жена Н. спит и, наверное, видит сны. Его дочь Марианна тоже спит. Медведев раздевается, ложится. Толкает жену в спину:
— Эй ты! Просыпайся, я хочу тебя!
Н. продолжает спать, замученная своим материнством. Медведев смотрит на нее и пытается ее погладить, чтобы пробудить в ней какую-то заинтересованность. Но все тщетно. Тогда Медведев использует ее, словно какой-нибудь некрофил, и только тогда засыпает, отвернувшись к стене.
64
Когда нам будет 64, кто-то из нас не выдержит однообразия своих текущих дней и, возможно, будет в иной реальности, где любовь, двигающая светилом, примет его в свои простые объятия. И Медведев будет дедушкой и будет слушать Секс Пистолз на завалинке, роняя слезу. Вся трясясь от старости, придет к нему в гости Сладкая Энн, и они выпьют лекарство за чаем и будут молчать. Их тела будут соответствовать их душам, и климактерический разговор все-таки заполнит потом комнатное пространство. Кряхтя, Медведев и щет очки, чтобы прочесть телевизионную программу, а Сладкая Энн хлюпает чаем. Медведев говорит о вечном, Сладкая Энн слушает, как всегда.
— Знаешь что, — говорит она хитро, по-старушечьи улыбаясь, — а чего бы нам теперь не пожениться? Мы люди одинокие… Но Медведев встает в позу, держа в руке кружку с чаем.
— Никогда! — говорят он, опираясь на стол. — Никогда!
Он торжествует, он переволновался и тут же падает навзничь. С ним происходит инсульт.
65
Животрепещущий Медведев, лелея свое юношество, втиснут в рамки своей извечной комнаты, которая жаждет веселий и любви; он любит свою однокурсницу и ее юбку на ней, он сидит, изможденный досугом, и хочет сдавать некий экзамен в институте и пить коктейл и; ему нужно прикоснуться к ночной тьме и вдыхать запах чужого тела; он готов отдать судьбы всего человечества за чужую жизнь, не дающуюся ему в руки. Снег летит на свет, и Ринго Старр поет эротическую песню о горечи постельной любви. Медведев набирает бимый номер.