В замечательном бодром настроении Бланшар с самого утра отправился в лавку и купил увесистую пачку превосходной бумаги, чернил и солидный запас перьев, зачем-то прихватив ещё тяжёлое пресс-папье из поддельного камня. И только оказавшись в своей холодной комнате и пересчитав оставшиеся деньги, пришёл к неутешительному выводу, что рискует протянуть ноги с голоду, так и не успев создать великий шедевр. Вот горе! Мечта была так близко, всего-то сесть за стол и переписать чужую рукопись, добавив парочку своих предложений для связного текста. Но как ни крути, это потребует времени. Вырученные за цепочку деньги тают с каждым днём, а продать больше нечего. Ах, как бы его выручила смерть тётки! Чего лучше поселиться в её доме да потихоньку тратить ренту, полученную в наследство. А уж потом он наверняка разбогатеет, издав роман.
Проходив по улицам несколько часов, Эжен вернулся в свою конуру, убедив себя, что никакой стоящей работы за столь короткий срок не найти. Не лучше ли потратить время на чтение так захватившего его дневника? Бланшар буквально чувствовал, что его неприятности разрешатся сами собой каким-то счастливым случаем. Ведь ему удалось получить материал для книги и в придачу цепочку, что принесла неплохие деньги. Должно быть, находка и есть заветный ключ к успеху. Он выудил из-за пазухи кулон и с любопытством взглянул на миниатюру.
– Ты весьма хорош, маркиз Дефорж дю Мерсье, – подмигнув, произнёс он вслух. – Хотя ты не слишком обременён моралью. Но мне нет никакого дела до этого, лишь бы твои записи помогли мне, а больше от тебя ничего не требуется, – с этими словами Эжен наполнил стакан вином и, накинув пальто, чтобы не дрожать от холода, принялся за чтение. На церкви Святого Роха давно пробило полночь, а он, застыв на неудобном стуле, продолжал пристально вглядываться в записи. Вскоре лицо его раскраснелось, и, несмотря на давно прогоревшие угли в остывшей печке, Бланшар скинул пальто прямо на пол. Он больше не дрожал от холода, напротив, застиранная рубашка буквально взмокла от пота.
– Вот чёртов развратник! Да ты, видно, умом тронулся! – воскликнул молодой человек, облизнув пересохшие губы. – Если то, что ты написал – правда, тебе место в доме для умалишённых! Святой Гуго! Воспылать страстью к мужчине, да ещё отдаться ему! Нет, это невозможно! Вот мерзость! Тьфу, счастье, что я не вздумал поесть, иначе меня бы вывернуло наизнанку! Экий пакостник, да ты просто скотина! Ну и наглость, во всех подробностях расписать проведённую с ним ночь. Однако у тебя вовсе нет ни капли стыда. Бедняга твой папаша, его точно хватил бы удар, узнай он о твоих проделках. Да и твой любовник хорош. Знатный человек с отличной фигурой и прекрасным лицом, молодой, и судя по всему, богач, связался с мальчишкой, вместо того, чтобы найти приличную партию и завести семью. Хотя чему удивляться, кажется, он не лучше тебя и также питает слабость к разврату. Вы оба омерзительны, как и ваши отношения!
Бланшар, кипя от возмущения, ещё долго плевался и шёпотом поносил наглых любовников, но стоило ему улечься и закрыть глаза, как перед ним тотчас возникли непристойные сцены. Два молодых человека в алькове страстно ласкали друг друга, вытворяя такое, отчего краска заливала худощавое лицо бедняги Эжена, заставляя сердце биться чаще. И, к его совершенной досаде, вызвало сильное возбуждение. Оно нахлынуло внезапно и захватило его целиком. Эх, не будь он стеснён в деньгах, бросился бы на улицу, несмотря на ночь и отвратительную погоду, в поисках потаскушки. Бедолага более получаса ворочался на узкой постели, безуспешно пытаясь справиться с эдакой напастью и, в отчаянии сжав губы, отстегнул клапан изношенных брюк.
Утром, сгорая со стыда, он долго не решался взглянуть на своё отражение в крошечном зеркале. Ему казалось, что на лице явно застыло похотливое выражение вчерашнего прилива страсти. Бланшар шёпотом изругал себя за слабость, уверенный в том, что больше подобное не произойдёт. В конце концов, он должен прочитать дневник паршивого юного развратника до конца только ради своей будущей книги. Но эти клятвенные заверения пропали даром. Стоило ему взять пожелтевшие листки, как всё повторилось. Слишком уж откровенно и на удивление привлекательно маркиз Дефорж описывал постельные сцены. Бланшар почувствовал настоящую зависть, запретные темы выходили из-под пера развязного юнца изящно и легко. Самому Эжену так не суметь. Да кроме того, всё вновь упёрлось бы в отсутствие опыта. Чем он мог похвастать? Короткими встречами с дешёвыми шлюхами? Всё происходило второпях, не принося особого удовольствия, и после оставляло не сладкий дурман наслаждения, а непреодолимое желание вымыться. А свидания самовлюблённого мальчишки маркиза заставляли Бланшара смаковать подробности несколько ночей кряду, вызывая новый прилив плотского желания, справиться с которым несчастному приходилось старым испытанным способом – при помощи рук. Проклятый Патрис так ловко строил предложения и фразы, что читатель едва ли ни воочию следил за происходящим. Эжен буквально видел блестящие от пота тела, слышал тяжёлое дыхание, сладострастный шёпот и стоны. И хотя он ясно понимал, что связь двух мужчин таит в себе низменный грех, и по всем законам противоестественна, ничего не мог с собой поделать. Должно быть, маркиз Дефорж, кроме завидного причинного места, обладал мощным писательским даром.