Голова Бланшара кружилась, названия улиц и переулков расплывались перед глазами. Он совершенно сбился с дороги, ведущей к реке. Мелкий снег сыпал с самого утра, но тотчас таял, едва коснувшись мостовой, и ничуть не прикрыл раскисшую грязь на обочинах. Тощее заношенное пальто грело не больше, чем лист лопуха, если бы молодой человек прикрыл им плечи. Пальцы, сжимавшие поклажу, покраснели и ему приходилось то и дело останавливаться, чтобы подышать на них. Иначе они и вовсе примёрзнут к железной ручке. Эжен уже давно потерял счёт времени, наверное, он кружит по улицам более двух часов. Холод так сильно одолевал беднягу, что он невольно стал жаться ближе к лавчонкам, воображая, что возле них гораздо теплее. В очередной раз сделав остановку, он опустил поклажу на приступку, заляпанной брызгами проезжающих повозок витрины, и прижал к губам указательный палец, что буквально кололо иголками. И тут взгляд его скользнул по листу серой бумаги с объявлением о сдаче мансарды внаём. Бланшар машинально прочёл написанное и посмотрел на дом, возле которого оказался. Вид у серого двухэтажного строения был столь жалким, что молодой человек внезапно почувствовал надежду. Не может быть, чтобы хозяева решились сдать комнату в эдаком месте дороже, чем его прежнее жильё. И Бланшар решился войти. В конце концов, помереть он ещё успеет. Если комната уже сдана или плата высокая, стало быть, он направится исполнять свой замысел. По крайней мере, немного согреется болтая с хозяевами, иначе от холода скончается раньше, чем доберётся до речки.
На первом этаже располагалась мастерская башмачника. Свет, проникающий через витрину, был довольно скудным, но достаточным, чтобы разглядеть беспорядочно сваленные в кучу у стены рваные башмаки, куски кожи для заплаток и деревянные колодки, отполированные до блеска примеркой обуви. Запах вара, грязного помещения и сырых кож окутали его прямо с порога. Мастерскую держал старик Вольжан со своим сыном Раулем. Беглого взгляда хватило, чтобы понять: владельцы еле сводят концы с концами. Борода Вольжана топорщилась в разные стороны и напоминала облезлый веник. Светлые, словно белёсые, глаза совсем скрывались под широкими бровями. На всём лице только и выделялся уныло повисший нос с капельками пота. Его сыну на вид было около тридцати, один глаз несчастного косил так сильно, что зрачок и вовсе закатился внутрь. Приоткрытый рот и неловкие движения указывали, что младший Вольжан страдает слабоумием и годится только для простой и однообразной работы. Сейчас он старательно начищал башмак и не прекратил своего занятия, даже когда на пороге показался незнакомец.
– Что вам угодно, сударь? – сипло спросил старик.
– Я хотел бы разузнать о комнате, что указана в объявлении, – ответил Эжен, стараясь встать как можно ближе к очагу.
– Отлично! Сударь! – всплеснул руками старик, вскакивая со своего места с проворством, которого трудно было ожидать. – Чудесная комната, можете обойти всю улицу Гут д́Ор, не найдёте лучше за такую цену. Мы сдаём с полной обстановкой и не просим лишнюю плату за это.
Эжен засопел, делая вид, что задумался, и, выждав с минуту, выразил желание взглянуть. Хозяин снял с себя длинный клеёнчатый фартук, пригладил волосы и, кивнув гостю, приоткрыл заднюю дверь. Как и Бланшар, отметивший про себя бедность хозяев, и уверенный, что много с него не попросят, Вольжан цепким взглядом охватил молодого человека вплоть до поношенных башмаков и облезлого сундучка. Сразу видно: парень на мели, он наверняка согласится. И гадать нечего, любой другой вариант ему не по карману.