Тэчхоль, по своей привычке, сложил пальцы в кулак, а затем большим и указательным взял у нее купюры и с непринужденным видом положил в карман. Затем он усмехнулся и громко проговорил: «Кадешбарнеачреззеред*». Это напоминало странное заклинание на непонятном языке – он не был похож ни на английский, ни на японский. У Тэчхоля был сиплый и грубый голос. Ынсе он казался на редкость неприятным типом. Стоило дать ему деньги, как он, будучи владельцем клуба, тут же безропотно покидал свое обиталище. Трудно было понять, было это следствием отзывчивости или глупости.
Ынсе налила горячую воду в лапшу быстрого приготовления, села перед компьютером и включила фильм «Солдатская девушка». Героиня этого фильма, Кальперния, была трансгендерной женщиной, которая находилась в процессе перехода. Она уже сделала себе грудь, но гениталии оставались мужскими. Она была такой красивой и изящной, что даже Ынсе не могла оторвать от нее глаз. Ей хотелось стать такой же грациозной и женственной, как героиня этого фильма. Хотя Ынсе смотрела его далеко не впервые, она и в этот раз завороженно наблюдала за изящными движениями ее рук, тем, как светятся ее глаза и как двигаются красивые губы, когда она что-то проникновенно говорит. Если слово «завораживающий» можно было бы применить только к одному случаю, это относилось бы к актерской игре Ли Пейса, исполнившего роль Кальпернии.
«Если я сделаю операцию и стану настоящей женщиной, смогу ли я встретиться с таким мужчиной, как Бэрри?» – спрашивала себя Ынсе.
Она планировала сделать операцию по смене пола в следующем году, когда ей исполнится двадцать лет, но пока она смогла накопить только на маммопластику[1]. Когда она впервые посмотрела «Солдатскую девушку», она начала искать на YouTube видео с Ли Пейсом. Она тогда подумала, что он, должно быть, сам трансгендер, раз смог так безупречно вжиться в роль, но это оказалось не так. Этот актер был цисгендерным мужчиной. Ынсе выключила фильм до того, как началась сцена, где Бэрри жестоко убивают, и села есть разбухшую лапшу. Хотя это и был всего-навсего фильм, он был снят на основе реальных событий, поэтому она не могла спокойно смотреть на сцену убийства.
После того как Ынсе поела, ее начало клонить ко сну – усталость полностью ее охватила. Закрыв рот рукой, она широко зевнула. Лежа съежившись на диване, она начала размышлять, почему у нее то и дело возникает странное чувство, что вокруг нее все повторяется, но довольно скоро уснула.
Вдруг входная дверь резко распахнулась, и отец, держа в руке горящий деревянный крест, с криком «Кадешбарнеачреззеред» бросился на нее. Из его красных глаз лилась кровь.
– Ааааа!
Ынсе с криком проснулась.
– Кадешбарнеачреззеред… Хи-хи-хи.
Полностью раздетый, пьяный вдрызг Тэчхоль трогал ее грудь.
Ынсе укусила его за нос.
С воплем он откатился по бетонному полу. Задрав зад и приложив руки к пострадавшему лицу, он громко закричал:
– Бля… Да ты, сука, мужчина!
Ее раскрыли. Сердце оборвалось от страха.
Ынсе стремглав выбежала из клуба.
И реальность, и сон – все для нее было адом.
Время уже приближалось к 11 ночи. Ынсе вышла на автобусной остановке в районе Мёнхвадон, где находился ее дом, и с потерянным видом застыла на дороге. Почему-то она уже знала, что случится, когда она вернется домой, хотя она и не могла понять, откуда ей это известно.
Во сне, когда Ынсе туда пришла, рольставни на дверях овощного магазина «Вера», который принадлежал их семье, были полностью опущены. Ынсе открыла заржавевшую железную дверь, которая отделяла торговый центр «Новый мир» от соседнего жилого здания, и вошла. Дом был полностью пропитан запахом крови. Ванная походила на кровавый ад. Отец угрозами заставил Ынсе помочь ему расчленить труп. Он несколько раз ударил ее, и ей пришлось подчиниться. Он положил голову шестой жертвы в черный пакет вместе с кимчи и, уходя из дома, велел ей прибраться до его возвращения.
После его ухода Ынсе в каком-то отрешенном состоянии открыла окно ванной, затем полила весь дом, включая ванную, бензином и вышла на улицу. Через открытое окно виднелась кухня. В темном помещении мерцал только синий огонек, горевший на электрической рисоварке.
«Надо же, в этом, похожем на пещеру, темном доме последним остался живым огонек рисоварки. Словно символ, что люди живут ради того, чтобы есть. При этом они еще и истязают других, и сами в итоге страдают от этого», – размышляла Ынсе. Она ухмыльнулась, подумав, что ее жалкая жизнь похожа на этот самый огонек рисоварки, после чего подожгла давным-давно повешенные мамой занавески на окне ванной.