— Я кто, по-твоему, бизнес-девочка из Инстаграм? — Удивился Паша. — Жизнь знаем. Что такое рейдерский захват, объяснять не нужно. Сначала проводится анализ, потом внедряется "крыса". Вычисляют болевую точку. Создают бардак для отвлечения внимания — и вуаля! Все эти взрывы, поджоги и проверки укладываются в схему со свистом, прямо, как тут и лежали. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?
Багров неторопливо дожевал бутерброд, глотнул кофе. Вытер пальцы бумажной салфеткой и только после этого спокойно, размеренно сказал:
— Операция перешла к активной фазе. Вычислять "казачка" уже поздно, все, что мог — он слил. Теперь — поднять документы, все, что ты наподписывал за последние полтора года, включая счета за корпоративы, просмотреть с независимым юристом, лучше — удаленным, с другого края географии, но это терпит до завтра. А прямо сейчас — сменить все замки на складах и нанять частную охрану, из тех, кто даже крестный ход не пустит, с пропуском от Господа, лично. Товар отпускать только в твоем или моем присутствии. Вроде ничего не забыл?
Павел, слушая Багрова, одобрительно кивал. А на последних словах вдруг оскалился, весело и хищно.
— Что, Тоха, давно тихо было, жопы мхом обросли? Вот и разомнемся. Кто к нам с чем за чем, тот от того и того.
Багров кивнул, хмуро, но решительно.
— Паша, — его голос... не дрогнул, конечно, такого Багров давно себе не позволял. Так давно, что разучился. Но что-то в нем проскользнуло такое, что Понашевский взглянул удивленно. Его "министр обороны" — смущен?
— Ну, говори, — поторопил он, — деньги нужны или что?
— Или что, — Антон тряхнул головой и выпалил, как с обрыва бросился, — Паша, если останемся живы, я посватаюсь.
— Чего? — Опешил Понашевский.
— Посватаюсь, — уже увереннее повторил Багров. Смотрел он в сторону, но с голосом сумел совладать. — Попрошу у тебя руки Киры.
— Охренел? Она тебе в дочки годится! Думать забудь, иначе башку с задницей местами поменяю. А потом уволю — и куда ты пойдешь с задницей вместо головы?
А вот тут Багров не стерпел — куда и смущение делось. Вскинул голову, взглянул шефу в глаза: прямо, спокойно, твердо — словно дюбель вколотил:
— Я ее люблю. Никогда не обижу. Взгляду худому не дам упасть. От любой беды закрою. Жизнь за нее отдам.
— Кхх-ее, — вот сейчас Павел подумал, что самому впору смутиться. Антона он уважал, ценил, доверял. Но всегда числил человеком своего поколения. У которого все эти амуры-тужуры и песни под балконом давно превратились в смешные воспоминания.
Багров терпеливо и спокойно пережидал когнитивный диссонанс начальства.
— Хорошо, — справился с собой Понашевский. — Договорились. Если и впрямь умрешь за малявку — увольнять не буду. Даже цветочки принесу. Ты какие любишь?
— Гладиолусы. — И Багров в первый раз за этот разговор улыбнулся.
ГЛАВА 19
Солнце пряталось в тучи. У нас так — как пошли дожди, так на три — четыре дня, а то и на неделю. Могут и дольше зарядить. Но не в этот раз.
Против шамана никакие атмосферные потоки не спляшут. Вернее, спляшут — но только так, как он сыграет.
Поэтому на обочине дороги я сидела совершенно спокойно. Подстелив под попу куртку и время от времени закидывая в рот малинку — другую. Не из корзины — куст рос тут же, рядом. У забора. А на столбике сидел Дартаньян "черной молнии подобный" и то ли делал вид, что бдит — а на самом деле спал. То ли делал вид, что спит — и бдил. С ним никогда не угадаешь, воистину, странная птица.
На заборе кто-то выразил мысль. А что — мысль есть, забор имеется, грех не выразить. Вопреки ожиданиям, даже в цензурной форме, белыми, подплывающими буквами: "Рогавки-сити. Не нравится — валите".
Чеканно!
Сперва я увидела ее силуэт против солнца: длинные косы по самую попу, темная юбка до полу, резкие движения. Она шла и крутила головой, словно высматривая кого-то.
Солнце моргнуло, целуясь с лохматой тучей, и я различила пеструю кофту и то, что юбка не темная, а ярко-синяя. В цвет ее глаз.
Дартаньян даже не шевельнулся, словно и не было рядом никакой цыганки.
— У-у-у, — протянула я, — Интеллектище! Привет, Маэва. Ты без коня?
— Бросила в Яголде, — она пожала плечами, осматриваясь уже иначе, по-хозяйски. — Тут пройти-то всего ничего, километров восемь, не больше, — Закатанный рукав блузы обнаружил фитнес-браслет. — Ну да, восемь. Почти.
— Все одиннадцать, — возразила я.
— А напрямки?
Ну, если так... Заблудиться Маэве не грозило.
— А чего ты в аутентичном?
— Маскируюсь, — хихикнула она, — На цыганок никто внимания не обращает, они как кошки: живут сами по себе и гуляют, где вздумается. А меня после тех репортажей, спасибо твоей Сонечке, каждая собака в лицо знает. Еще не хватало, чтобы экологам или пожарным стукнули.
Это была вечная проблема. Нас не любили, всех, списком. За что? Ну, справедливости ради, было за что: костры, грязь, мусор, вытоптанный мох... А восстанавливаться ему лет тридцать, кстати. Лесные пожары, опять же. Стекло разлагается тысячу лет.
И объяснять, что "мы не такие, мы хорошие..." Проще не попадаться.
— Малину будешь?
— Чужую и немытую?! Конечно, буду.
На старых, мощных деревьях, стороживших опушку, диковинными шапками висели вороньи гнезда.
— А местечко-то интересное, — кивнула сама себе Маэва, ловко прыгая по кочкам, — хотя это и так понятно было. В интернете про него много чего, да только по существу — одни координаты. Соображаешь, ритуалист?
— Чего тут соображать? Отворотка и, скорее всего, Покров. И аццки мощный. Думаешь, где-то здесь храм?
Маэва повела плечами так, что тяжелые косы заскользили по спине, как живые — кто заглядится, а кто и испугается.
— Если и храм, то не наш. Нам не требуется, у нас все как-то проще. Свод — небо, стены — мир, алтарь — сердце.
— А ты и свой нож взяла? — спросила я как будто невпопад. Но через мгновение простая цепочка связалась: алтарь — нож.
— Где-то в шкурах, — отозвалась Маэва. Она цепочку тоже связала. И — не испугалась. — Мало ли... Такое дело, лучше всю жизнь с собой зря протаскать, чем единственный раз, когда понадобится, оказаться без него. А что, оно тебя зовет?
— В классическом понимании — нет. А по факту... В усадьбу меня чуть не на второй день наладили. И прошла я туда — как по ковру.
— Кто наладил? — насторожилась Маэва, — местные.
— Да. Нет. Не знаю, — я ехидно улыбнулась. — Зовут — Дед. Как по паспорту — без понятия. На вид лет семьдесят с хвостиком. Но Оксана, которая здесь уже лет тридцать обитает, клялась и божилась, что Дед был всегда. И выглядел примерно так же.
Маэва покачала головой:
— Когнитивные искажения, Рани. Твоей Оксане сколько лет было, когда она впервые его увидела? Лет двадцать? Естественно, ей мужичок под пятьдесят показался дряхлым старичком, плюнь — утонет, чихни — снесет. А потом он все время на глазах был, вот и не заметила, как он, реально, состарился.
— Может быть ты и права. Но если на него посмотришь, так, невзначай — будешь еще правее. Я заплачу
Она кивнула и я почти успокоилась. Если есть во всей этой истории что-то нормальное, твердое, не расползающееся под руками, Маэва это увидит и вытянет.
Перед тем, как нырнуть под густой и темный полог, Маэва деловито попрыгала, давая возможность гадюкам уползти с протоптанной тропы. И предвкушающе улыбнулась — она тоже что-то чуяла.
Тропинка петляла меж кочек, поросших кустами черники и брусники. Для последней было еще рано, а черники мы пощипали. И так душевно, что когда выбрались на полянку, выгибавшуюся горбом, губы и пальцы у нас были синими.
— Две упырицы, — расхохоталась Маэва. С елки, неподалеку, шарахнулась какая-то крупная птица и скрылась в лесной чащобе.