Крестьяне в характерных шляпах а-ля Шервудские разбойники на краю поляны деловито собирали портшез. Да, не по канону! Но королевы пешком не ходят... Короли — куда ни шло. А королевы — никогда. Но тащить в этот бардак лошадь — пожалеем животное !
Да и не пройти тут лошади. По крайней мере, обычной, нормальной.
...Сегодня вечером королева Мейв направится в паломничество, в аббатство Халивелл. По дороге на нее нападут разбойники. Или не совсем разбойники. Командир отряда поздно сообразит, что не справляется, протрубит в рог. Помощь опоздает.
Отряд монахов (в те времена монастыри не делились на мужские и женские) подойдет слишком поздно, королева уже будет безнадежно мертва.
На церемонии прощания ее увидит жрец Аш, Ясень, обещанный ей с колыбели — полюбит вопреки смерти и создаст петлю времени, принеся в жертву добродетельную Святую Сестру. Да, вот такая она — любовь вопреки, как пишут в тегах дамских романов.
И воскрешение королевы спровоцирует одну из самых жутких религиозных войн, в которой жречество будет полностью уничтожено. Ну, или почти полностью — об этом история умалчивает.
Посыл простой: любовь — штука опасная, и, порой, стоит, зажав сердце в кулак, предоставить событиям идти своим чередом. Ибо нельзя — значит нельзя и лучше не превращать это в "можно"...
Вот только я уже все решил.
Углядев меня, Маэва изобразила знаменитый жест Морфеуса. Рани стояла рядом и казалась шокированной. Я торопливо подошел.
— Ты знаешь, что в местной деревне, под видом дедушки-одуванчика, живет Хранитель*? И как бы не двухвековой, — выпалила она. (*Нечто вроде Лешего, но для деревни)
— Ни фига себе! Хотя — вот ни капли не удивлен, иначе с чего бы отворотке так долго держаться. И что он сказал? Или ты с ним не говорила?
— Не случилось, — Маэва развела руками, — отвод глаз кинул и свалил с радара. Знаешь ведь, Хранитель на собственной земле, практически, неуязвим. Но, сдается мне, не зря он нашу Рани в усадьбу наладил. Связано все: и Хранитель, и усадьба, и ведьма, которая тут ошивалась. И черандак, пропавший без вести. Все в суп... А когда вокруг одного места столько чертовщины накручено, сто пудов — алтарь рядом.
— Рядом, — подтвердил я, глядя на Маэву взглядом невинной монахини. И, дождавшись, когда она сообразит и вздрогнет, кивком подтвердил. — Я его нашел.
— Ма-а-ать моя... порядочная женщина, — чернокосую явственно передернуло, — ты хоть не трогай его пока.
— Уже.
— Ты долбанулся, придурок! — заорала она на всю поляну, позабыв достоинство потомственной ясновидящей, боги сбились в каком колене.
— Ну... очевидно, что нет, — мирно сказал я, намекая, что стою тут, а не лежу там и вполне себе жив.
— Еще одна такая ошибка — и поедешь домой вечерним пешкодралом! — чернокосая выдохнула, потихоньку остывая.
— В танго не бывает ошибок, — возразил я. — Ошибся — импровизируй!
— Только не говори мне, что ты собираешься... — сквозь зубы выдохнула она.
— Не буду. Зачем? Ведь мы с тобой без слов понимаем друг друга даже слишком хорошо.
— Я не дам добро.
— Я тебя уговорю. — Я подмигнул Маэве, повернулся к Рани. И в который раз остро пожалел, что нам отпущено так мало времени.
Ничего. Зато что есть — все наше.
— Кубки наполнены, прекраснейшая, — вполголоса сказал я, — гонг прозвенел. Время умирать за королеву!
Услышав меня, Маэва кинула быстрый взгляд в сторону солнца, подобралась и кивнула.
— Шесть вечера. Ну что ж, вздрогнули. Да будет игра!
ГЛАВА 24
— Доброй ночи, прекраснейшая, — шаман... или, скорее, жрец отвесил мне изысканный придворный поклон. А потом взглянул пристально, словно спрашивал разрешения, поднес мою руку к лицу и сухими губами, предельно аккуратно коснулся того места, где дергано бился пульс.
Всего одно быстрое касание, вообще ничего не значащее в сегодняшних реалиях. Но в то время это было равносильно объявлению женщины своей...
Уточнить, по какому календарю он живет, я не успела — Хукку удалился стремительно, словно сама наступающая темнота поспешила укрыть его своим плащом, сберегая тайны шамана.
Я посмотрела на свою руку. На подошедшую Маэву. И, наконец, сформулировала что-то, похожее на нормальный вопрос. На который ответ, в принципе, мог существовать.
— Тебе не кажется, что Хукку как-то слишком вошел в роль?
— Или роль подобрал под себя, — кивнула Маэва. — Что? Только не говори, что ты не заметила.
— Что я должна была заметить?
— Что Хукку запал на тебя. Еще на Завоевании Рая. Да ладно! Он ведь даже скрывать этого не стал. И, на мой взгляд, поступил умно. Так он, по крайней мере, выглядит в глазах игровой общественности не придурком, который захотел странного и огреб в обе руки, а мудрым шаманом. Который принимает свою нелегкую судьбу с достоинством и где-то даже с удовольствием. Не каждому, между прочим, дано.
— Иногда безумно хочется засунуть голову в... то место, куда не заглядывает солнце и не вынимать до конца жизни, — буркнула я.
— Что мешает? — осведомилась Маэва.
— Здесь слишком интересно.
— То есть, ты уже решила, что будешь делать, если шаман пойдет в атаку? — сообразила подруга.
— Мне бы решить, что делать, если не пойдет, — вздохнув, откровенно призналась я.
— О-о-о... Тяжелый случай.
Маэва, надо отдать ей должное, соображала быстро, а действовала еще быстрее. Иногда мы все за это огребали, но чаще ее способность думать спинным мозгом была всем на руку.
— Переодевайся в цивильное, — скомандовала она, — я прихвачу коньяк.
— И куда мы намылились?
— В аббатство. Святым сестрам язычество проповедовать.
— А меня осиновым колом не проткнут? Я же вроде мертвая лежу...
— Поэтому и говорю — пойдем как цивилы. Вроде по оргмоментам перетереть. А заодно, может, и сагитируем на завтрашние безобразия. Траву у алтаря выкосили, лодки рыбаки дадут.
— Читерство, — в сомнении протянула я.
— Вся наша жизнь — читерство.
— Тебя-то он как уговорил? — я изумленно покрутила головой. Повороты от "резко против" до "резко за" подруга не практиковала.
— Не знаешь, как он уговаривает?
— Погадал, — сообразила я, — И что выпало?
— Если отбросить всю шелуху и иносказания... не исполним волю неведомой хтони, которая засела в алтаре, ни один из нас из леса не выйдет. А волю она выразила предельно ясно.
— Жертвоприношение? — тихо, одними губами спросила я. Маэва не шевельнулась, что уже само по себе было ответом. — Может, обойдемся курицей?
— А тебе птичку не жалко? — съязвила подруга. И вдруг хулигански подмигнула, — Не грусти, прорвемся. И я вот сильно сомневаюсь, с кем труднее будет — с хтонью или с Ровеной.
— Я даже не сомневаюсь. Коньяк-то хоть хороший?
— Обижаешь? — Удивилась Маэва, — Old Barrel. Улетная вещь. Надо бы гаже, да некуда. В самый раз для наших политических противников.
— Так и самим же пить!
— Слушай, Прекраснейшая, ты вот два часа назад спокойно и с редким достоинством умерла за родину. А выпить за нее плохой коньяк, значит, слабо? Ну, лей на землю. Только аккуратно, по рукаву. Чтобы не заметили.
...Белые ночи в здешней местности заканчиваются числа десятого, к середине месяца уже вполне себе темно.
Мы брели по лесу, ориентируясь скорее на мифическое внутреннее чутье, чем по звездам. Навигатор работал только в режиме фонарика, ну и — посмотреть карту. Толку с него было немного.
Наткнувшись на лагерь Шервудских разбойников, мы слегка сориентировались, сообразив, что взяли немного правее.