— Волеизъявление ей, козе плюшевой, — чернокосая расфыркалась, как персидская кошка, которой в нос попала собственная шерсть, — И что будет принято в качестве такового? — заорала она в сторону обители.
Там не стройно, но от души заржали, потом посовещались и зычно ответили:
— Кровавые реки подойдут!
— Ну, смотрите, мыши церковные, — змеей прошипела Маэва, — никто вас за язык не тянул!
Развернулась и пошла. Прямо через лес.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.
ГЛАВА 25
Вот кто сказал мужчинам, что, чем более пафосный ресторан, тем благосклоннее женщина? Их коварно обманули и, скорее всего, именно владельцы дорогих едален. Может быть, стоит сделать ряд репортажей, чтобы развеять, наконец, этот странный миф?
Соня с изумлением смотрела на дивный натюрморт из чайной ложки обычного оливье, художественно размазанного по тарелке с широкой каймой, как в столовке... Кайма эта, к слову сказать, ярко синяя дивно гармонировала с ярко-малиновым бархатом кресел и псевдозолотом настольных ламп. "Дорого — богато..." Где-то на просторах этой тарелки затерялся гусь. Но искать его, видимо, бесполезно. Наверное, улетел.
Впрочем, оливье был неплох. Если судить по трем ломтям картошки и пяти горошинам, которые, не иначе, каким-то чудом попали Соне в тарелку.
Господин Кениг так явно старался произвести впечатление, что его стало как-то жаль. Он то в этом аквариуме своя рыбка и не самая мелкая, а вот дама — не вписывалась. Платье хоть и вечернее, но классом ниже, чем следовало бы. Укладка профессиональная, но волосы, за которыми хорошо ухаживают каждый день и волосы, которые спешно привели в порядок после двух месяцев небрежения отличаются сильно, и это видит каждый, кто не слеп.
Зачем она согласилась на такие, явно невыгодные для себя, условия? Подумала, что международный рейдер хочет ее придавать этим самым, не к ночи помянутым пафосом, указать ей на ее место, чтобы легче было ломать.
Решила подыграть — почему бы нет? Не тарелкам с логотипом ресторации на каемочке сбить с копыт опытного репортера. Самообладание в любых обстоятельствах — один из первых признаков профпригодности. А что касается давления — Соня и в голове его не держала. Давит она — и точка.
В результате вышло неловко. Еще и подбадривать пришлось господина Кенига... Все же удивительно, как бережно отнесся к ней Палач Милосердия, человек, который "сожрал" семнадцать городов и не поперхнулся. Впору глаза завязывать, чтобы слишком далеко на лоб не вылезли.
Соня шевельнула ногами под столом и улыбнулась, ощутив призрачное, но вполне реальное тело своей "подстраховки". Оказалось, дух мог и так — собакой, но невидимой и неощутимой для всех, кроме нее. А мог — лоскутом тумана.
От прикосновения к самому настоящему чуду Соня млела. А если господин Кениг считал, что причина — шикарный ресторан с более чем прикольным меню — ну, это его проблемы.
— В настоящее время я живу в окрестностях Лейпцига. Повезло прикупить там самый настоящий замок готическом стиле из окаменелой древесины. Всего за восемьсот тысяч евро, представляете, Софи?
— М-м, — протянула она, — и сколько вы вложили в реставрацию?
— О, нисколько. Ни цента, правда-правда. Я лишь подписал некоторые любопытные документы, что обязуюсь не нарушать историческую целостность замка и окрестностей и время от времени пускать экскурсии... разумеется, в нежилое крыло. И получил прекрасно отремонтированную недвижимость с видом из окон, достойным только королей. Взгляните, — он протянул телефон с предупредительно открытой галереей... на запонке сверкнул редкий желтый бриллиант.
Вот что он от нее хочет, а? Не красотой же неземной очаровался.
Соня была весьма прагматична и понимала: это неприхотливого духа от нее вело, как мышь от сыра. А по меркам селебрити она не более чем: "ну ладно, сойдет для сельской местности". А вот господин Кениг уже полчаса пел, как по нотам и чем дальше, тем более подозрительно все это выглядело.
— И — да, коль скоро репутация моя далека от совершенства, придется с этим что-то делать. Я думаю прикупить парочку европейских телеканалов. Но, конечно, мне понадобиться для этого опытный консультант, который в теме... И человек, который займет кресло директора. Скажите, Софи, вас бы заинтересовала эта работа? Или вы предпочитаете делать карьеру, так сказать, "в полях"?
Чтобы очухаться, ей пришлось глотнуть вина — вот оно было в самом деле неплохое. Хотя в ее положении лучше не увлекаться. Полбокала — и хватит.
— В настоящее время я предпочитаю посвящать время дому и мужу, — сдержанно сказала она, ступая, словно по тонкому льду.
Заявив, что карьера ее не волнует, Соня вынуждала Кенига либо культурно слить разговор, либо приоткрыть карты — зачем она ему нужна.
Мужчина напротив зеркально повторил ее жест. Улыбнулся, пряча... Что-то пряча, но досаду или удовлетворение, бог знает. На таком уровне Соня тоже играла, но, в последнее время, редко.
— Понимаю вас. Да... После вашего несчастья.
— Несчастья? — Вот сейчас она удивилась. В последнее время в ее жизни не было никаких несчастий. Не считать же несчастьем истерику Ларочки и увольнение с работы, с которой она и так почти ушла?
— О, если вы уже в порядке — я рад, — мгновенно сдал назад ее собеседник, — и, конечно, закроем эту тему.
— Не люблю оставлять волчьи капканы на садовых дорожках, господин Кениг. Что вы имели в виду?
— Потерю ребенка, разумеется, — он изобразил сочувствие глазами, губами, руками.
Женские гормоны — страшное дело. Но выдержка репортера даст им сто очков вперед и с легкостью выиграет. Соня не только не запустила в господина напротив тарелкой с оливье, она сдержанно кивнула в ответ.
— Не спрашиваю, откуда сведения (потому что они — голимое вранье, и если так работает твой информатор, то пусть работает и дальше, никаких возражений).
Соня ощутила в себе ледяное бешенство, похожее на айсберг, который надвигался на "Титаник", медленно и неотвратимо.
— Господин Кениг, за предложение благодарю, оно интересно.
— Нисколько не сомневался в этом, — кивнул он.
— Но принять его не могу.
— Почему? — В его голосе проскользнула легкая заинтересованность. Ну да, таких переговоров он за свою суровую жизнь миллионера провел, наверное, стопятьсот и "нет" воспринимал как прелюдию.
— Я замужем, — коротко отозвалась Соня, — мой супруг делает в этом городе политическую карьеру. Вполне успешную. Вряд ли он будет счастлив от возможности куда-то переехать и начинать там все сначала. А расставаться я пока не готова. Мы только поженились. — Вот так, и розового сиропа в глаза побольше, побольше. Просвещенная Европа любит семейные ценности.
— О! — Просиял Кениг, — здесь я могу вас порадовать. Ваш супруг не просто согласен. Он... проявил большой энтузиазм. Ваша карьера и ваше счастье для него важнее собственного. Очень приятный молодой человек. Я говорил с ним. Вчера.
...Ну, все. Воля у нее, конечно, стальная, но гормоны тоже уважения требуют.
— Прошу прощения, господин Кениг, что прерываю нашу приятную беседу, но я вспомнила, что не выключила утюг, — Соня решительно выбралась из объятий малинового бархата.
— Софи... Позвольте, я вас хотя бы отвезу.
— Не стоит беспокойства, я вызову такси.
Она сбежала! Первый раз в жизни сбежала с поля боя, поджав хвост и оставив территорию противнику.
Дух невесомым облаком стелился следом, обнимал ноги и эти прохладные касания немного, самую малость, успокаивали.
Может, она все же ошиблась?
Хваленого терпения не хватило не то, что до дома, даже до такси. Завернув в женский туалет, Соня набрала мужа. Тот долго не отвечал, она успела напридумывать кучу разного, от "потерял зарядку" до "похищен инопланетянами". Наконец она услышала знакомый и любимый голос.