— Мой отец спокойно пятерых водил. А прадед мог и десяток... под настроение.
Смущенным Хукку не выглядел, морально уничтоженным тоже.
— А... ты, вообще, какой шаман в роду? — Спросила я.
— Насколько мне известно — восьмой.
Круто, что сказать! Я из своих предков помнила только маминых родителей, и то — нетвердо, а с папиной стороны он и сам путался.
— Давай, добавь этому недопокойничку бодрости. И.. ногу тоже вылечи. Пригодится.
— Ты же говорил — ритуалить нельзя.
— Нельзя, — повторил Хукку. Посмотрел на меня долгим и почему-то сочувствующим взглядом. Тихонько рассмеялся. — Да не переживай ты так. Тебя все равно никто не услышит.
— Почему? — Вместо того, чтобы успокоить, его слова меня здорово встревожили.
— Ну... на фоне того, что я творить собираюсь...
Я могла многое ему сказать. Но вздохнула и решила промолчать. Яйца курицу не учат, а в этой вылазке я была всего лишь стажеркой.
Если Хукку решил, что так будет правильно — есть шанс что это, таки, правильно.
Наверно, из меня и вправду, могла бы получиться отличная жена для какого-нибудь шейха из Эмиратов. Со временем. Кое что у меня уже сейчас выходило на пять баллов.
В бэге нашлась красная шерстяная нитка. Я отмотала ее на локте, сложила дважды, перевязала хитрым узлом ногу "тела", прямо поверх брючины. И тихонько заговорила, почти не добавляя в шепот голоса:
Семью семь жилок, да семью семь поджилок
Не болите, не свербите.
Мать — благослови
От хвори и боли освободи.
Не первый, не второй,
Не серебряный, не золотой,
В теле белом мышцы не болят,
Не ноют, не ломят и не горят.
И будьте, мои слова, крепки,
И станьте, мои дела, лепки.
Век по веку, отныне и до века...
Подсохшая уже трава едва заметно шевельнулась, поднимая ветер. Как там у классика: "Посеявший ветер пожнет бурю?"
Шаман больше на меня не смотрел, он вообще ни на кого не смотрел. Он освободил из рукава свой браслет с бубенцами и встал, лицом к невидимому солнцу, отбивая ритм. Простой, но завораживающий.
Лиза попятилась и, забыв про то, что она грозная и вооруженная барышня, спряталась за спину Павла Егоровича.
Я бы и сама сейчас куда-нибудь юркнула, да только не могла себе позволить такой роскоши. Но помечтать то можно?
Что-то поднимало голову.
Что-то, в сравнении с чем отряд Петра, стоявший где-то тут, неподалеку, был вроде школьников, которых физрук вывел в поход. Что же мы разбудили такое и чем нам это аукнется?
— Павел Егорович, — сказала я, — вы в порядке?
— Что? — Удивился он и почему-то начал осматривать свою одежду.
— Хорошо себя чувствуете? — Поправилась я, — Сможете этого, бесчувственного, тащить?
— А Лизонька-то...
— Я стою, — буркнула девушка. — Хотя лечь тянет. Лечь — и не вставать. Вот теперь верю, что он — всамделешний нойда.
— А раньше не верила?
— С чего бы? — Удивилась она.
— Ну, так-то, нойды с рекомендательными письмами в гости не ходят. Хотя бы и с того, что мы, вообще, прошли.
— Так дело-то не особо хитрое. Через отворотку и обычный человек пройти может. Нужно только глаза зажмурить крепко-крепко, держать в голове место, куда попасть хочешь. Ну и "Отче наш..." читать, пока не пройдешь.
— Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий, — кивнула я, — Шаман...
Он обернулся и клочья тумана полетели от него в разные стороны.
— Мы готовы.
— Я тоже готов. Туман... я растянул до самой реки. Он не такой плотный будет, но примерно полчаса продержится. Мы должны успеть дойти до воды.
При слове "вода" Призрак заметно взбодрился и повеселел. Его одного тут не мучили никакие предчувствия, он точно знал, что собирается делать и если что напрягало, так наша нерешительность.
— Веди, — велел Хукку и пес послушался.
Как он находил дорогу — непонятно, но вел уверенно. Хукку шел сразу за псом. Дальше Павел Егорович с телом невезучего бойца , которое он принял на плечо, как раненого. Тот тихонько стонал, но в себя приходить не спешил.
Правильно и делал. Инстинкты у парня настолько верные — позавидовать впору.
Следом за ним шла Лиза, то и дело спотыкаясь в неудобной обуви, рискуя подвернуть ногу — но не чертыхалась. То ли воспитанная, то ли все же ученая. Или тоже — инстинкты. Если вспомнить ту, чью улыбку я узнала — могло быть и то, и другое, и третье. И даже все разом.
Я замыкала путь, не забывая прислушиваться к тому, что происходило сзади. Пока, как будто, ничего эпичного — ивняк шумел, но если ветер...
И тут меня, как кипятком, окатило жутью. Какой ветер, если туман стоит — не шелохнется.
Что-то шло по нашим следам, набирая силу...
— Осторожно! — Шаман придержал низкую ветку березы, пропуская нас и встретился со мной взглядом. Темные глаза словно спросили: "Слышишь? Понимаешь?"
Да уж как-то, не совсем деревянная, сообразила. Я пожала плечами и ответила ему нарочно бесшабашной улыбкой. "Я не должна бояться, ибо страх убивает разум".
Земля под ногами понизилась, ноги сами побежали под уклон, опережая голову, а в маре проступили темные контуры деревьев.
— Почти на месте. Скоро дорога, а там и река.
Черандак согласно тяфкнул.
Я споткнулась, похоже, о корень или об упавшую ветку и едва не вылетела на дорогу носом вперед, но устояла на ногах, с последний момент поймав равновесие.
Мы вышли из аномалки. Чтобы понять это, не было нужды в способностях нойды или гайду. Значительно поредел туман. Я увидела и почти разглядела караул из серебряных ив, две спутанные ветвями березы и — очертания холмов по левую руку. Появились звуки — отчетливый голос речного потока вдалеке, дробный стук дятла, похожий на стрекот пулемета. В отдалении — пока еще очень и очень не близко заржал конь.
Возможно, это был всего лишь крестьянский Сивка, но Хукку поморщился. Зато Призрак совершенно по-собачьи завертел хвостом, так, что даже разогнал белесую мару — я разглядела не только свои руки, но и ноги.
— Соскучился? — Он переступил передними лапами. — Ну, в принципе, разведка нам не помешает. Давай так, одна но... э... лапа там, все остальные — тут. Но только, сам понимаешь — никакого ностальгирования. Глянешь, убедишься, что без тебя никто не пропал — и назад.
Пес мигнул карими глазами и в одно мгновение исчез в ивняке. Даже ветви не шелохнулись. И впрямь — призрак.
Павел Егорович аккуратно сгрузил "Тело", привалив его к широкому стволу старой, корявой березы и оглядел его с сомнением.
— Никак не пойму, что за важный человек, — вслух поделился он, — по порткам — так голытьба.
— Голытьба и есть, — безапелляционно выдала Лиза, — стал бы важный человек в драных сапогах ходить.
Хукку улыбнулся, глядя, как я так же озадаченно разглядываю парня. Никого он мне не напоминал.
— Не догадалась? Ну, значит, будет сюрприз. Потом поймешь, пока просто поверь — его надо было вытащить.
— Верю, — вздохнула я, — но оставаться и ждать воссоединения семьи не будем? Тревожно мне.
— Ни к чему, — согласился шаман, — отряд Петра Призрак сюда приведет. Парень уже в порядке, дождется. А нам стоит поторопиться.
— Оно? — Я мотнула головой в сторону Мызниковой усадьбы, странный гул никуда не делся, и, кажется, стал даже ближе, разбудив утихшую, было, тревогу.
— "Оно", — со вкусом повторил шаман, — не переживай. Оно идет не за парнем. И не за ЧОНовцами.
Утешение, на мой взгляд, было сомнительным.
Мы перебрались через дорогу, шаман раздвинул плотный кустарник, пропустил нас и "закрыл" проход, бросив простейший отвод — теперь, если и есть в отряде следопыты, то ничего они тут не заметят.
— Вы уверены, что дух не приведет их прямо к нам? — Нервно спросила Лиза, прыгая по кочкам.
— Не успеет, — отозвался Хукку.
Без проводника дорога сразу сделалась запутаннее и длиннее. Павел Егорович на этот раз шел впереди, но остатки тумана путали и его, несколько раз он останавливался и крутил головой, пытаясь определить направление.