Я открыл дверь своим ключом и увидел мужчину, сидевшего на диване с бокалом в руке и напевавшего вполголоса модную мелодию: «Милая моя, я уже не дитя». Он резко оборвал свое мурлыканье и встал, изобразив робкую улыбку. Это был крупный, очень смуглый тип с длинными баками и толстыми губами, одетый в двубортный синий костюм в белую полоску. Он слабо пожал мне руку. Я успел заметить по меньшей мере три кольца, блеснувшие на его толстых пальцах.
— Меня зовут Хесус Маис, — заявил он улыбаясь.
— Тони Романо, — ответил я в том же тоне. — Сидите, пожалуйста, и не обращайте на меня ровно никакого внимания.
Я прошел в спальню. Лола стояла перед зеркалом в трусиках, старательно орошая себя огромным количеством дорогих духов. Подобно завсегдатаям клуба «Нью-Рапсодия», аплодировавшим ей каждый вечер, кроме понедельника, я в который раз спросил себя, как ей удается сохранить столь безупречную форму груди явно неординарного размера. Бюстгальтеров Лола никогда не носила.
— Привет, милый, — сказала она, не прерывая своего занятия.
Я облокотился о косяк двери. Лола собиралась надеть черное платье, предназначенное для самых торжественных случаев.
— Как жизнь? Что новенького?
— Ничего особенного. Помоги застегнуть молнию.
Я помог. Платье было узким и сильно декольтированным с разрезом справа. При ходьбе открывалась вся нога. Было заметно, что под платьем ничего нет. Это сразу бросалось в глаза. Я подумал, что, не подвернись я, молнию застегивал бы тип, сидящий в гостиной.
— Собралась погулять?
— Да. Он меня пригласил на пирожные с кремом. Ты же знаешь, как я люблю пирожные с кремом. — Она поцеловала меня в губы и присела на кровать надеть туфли, напевая ту же мелодию: «Милая моя, я уже не дитя!".
— И ради пирожных с кремом ты надела это платье?
— При чем тут платье?
— Ни при чем. Платье очень красивое.
Она продолжала напевать.
— У него четыре концертных зала в Гуадалахаре.
— У кого?
— Как это у кого? У дона Хесуса, глупый.
— Вот как!
— Он собирается ставить ревю. Подготовка уже началась. Есть либретто и все прочее. Называется „Я и пять женщин“.
— Твой агент в курсе?
— Висенте стал невыносимым. Полный идиот. Ничего не знает и не умеет. Единственное, чему он научился, так это жить за мой счет. Я ошиблась, сделав его своим агентом. Сидит на моей шее!.. Мне необходимо сменить обстановку, Тони, завести новые знакомства, а Висенте в этом мне не помощник. Подумай только, что он предлагает мне на январь! Ты даже представить себе не можешь!
— Что же?
— „Ты и я“. Понимаешь, о чем идет речь?
— Вполне.
— Ну вот. Я его послала куда подальше. До черта надоели все эти кабаре. Хочется выступить в ревю, попробовать себя в других жанрах.
Она вздохнула и встала.
— Ладно, милый. Как я тебе?
— Неотразима.
Лола потрепала меня по щеке.
— Ты прелесть. Тони. Пошли, я тебе его представлю.
— Мы уже познакомились с доном Хесусом.
— Не иронизируй, он порядочный человек, импресарио, а ты уже бог весть что вообразил.
— Ничего я не вообразил.
— Знаю я тебя… Он два вечера подряд ходил к нам в клуб только затем, чтоб увидеть меня. Ведет себя как джентльмен: тратит на меня уйму денег и при этом пальцем не трогает. Представляешь, Мари и Плюсес пристали к нему, пытались увести, а он на них ноль внимания. Все время хочет быть со мной. Вот как.
— Он, конечно, уже говорил, что у тебя артистический темперамент? Угадал?
— Ну и что? А ты разве не считаешь, что у меня артистический темперамент? — Она пристально посмотрела на меня, и я подтвердил эту мысль кивком головы. — Ну все. Пошли. — Прежде чем выйти из спальни, Лола успела шепнуть мне: — Выпивка обошлась ему больше тридцати тысяч. Антонио говорит, что он богат, как Онассис.
Мы вышли в гостиную. Импресарио встал, широко улыбаясь.
— Дон Хесус, я хочу представить вам моего большого друга, который…
— Мы уже познакомились, — он поставил стакан на столик. — Ну что, пойдем?
— Я готова, дон Хесус.
— Пожалуйста, Перлита, обращайся ко мне на „ты“, просто Хесус и все. Я ведь тебя просил.
Лолин смех был не более естествен, чем декорации из папье-маше или улыбка уличенного в мошенничестве финансиста Руиса Матеоса, позирующего в момент выхода из тюрьмы для обложки популярного журнала.
— Не хочешь ли пойти с нами, Тони?
— Я пойду домой.
Закрыв за ними дверь, я подождал, пока не затихли шаги на лестнице, вышел из дома, пересек улицу и зашел в бар „Погребок Риваса“.