— Кажется, да. Ты, конечно, понимаешь, я не могу знать всех наших служащих, но этот, похоже, ушел от нас с год назад. Тебе что-нибудь говорит его имя? — вопрос ее явно интересовал.
— Лысый, как бильярдный шар?
— Нет, я видела его фото: высокий, худой, с крючковатым носом, очень волосатый, такая пижонская прическа… ха-ха-ха! Какое красивое болеро! Ну, как его?..
— Понятия не имею.
— Я о бо…бо…ле…ро…
— Ах, о болеро! „Если бы я встретил тебя“.
— Ты все болеро знаешь… Ох, не могу! Ха-ха-ха!..Ну-ка, плесни еще глоток.
Я налил чуть-чуть в оба стакана. Вдруг меня осенило, и я стукнул себя по лбу.
— Вот оно что!
— Что?!
— Зеленые огни. — Я показал на балконные двери. Она посмотрела без всякого интереса.
— Новая неоновая реклама на Пуэрта-дель-Соль.
— Пожалуй, я выпью за это.
— А я за Луисито Роблеса.
— Как у тебя хорошо!..Уф!
— Тебе должны нравиться пирожные с кремом. Угадал?
Она не ответила, потому что в этот момент была занята копанием в сумочке. Вытащила толстый белый конверт и протянула мне. Я взял.
— Пирожные с кремом действуют возбуждающе, особенно когда много крема… О чем ты?
— … Найди этого Паулино… найди его… Я уверена, что он шантажировал Луиса… У нас нет его адреса.
— Шантажировал?.. Почему тебе не приходит в голову что-нибудь другое? С таким же успехом можно предположить, что они задумали поставить шоу или бой быков. Иди знай!
— Не шути такими вещами. У нас записан телефонный разговор Луиса, последний телефонный звонок… в ночь, когда он покончил с собой… — Я хотел кое-что сказать ей и взял ее за локоть. Дело в том, что в конверте лежала куча денег, много купюр по пять тысяч песет. — Подожди, не перебивай меня. Кто-то требовал у него денег, мол, если он не даст, они напечатают фотографии. Луис смеялся, смеялся как сумасшедший Пожалуйста, говорит, сделайте одолжение, публикуйте эти фотографии, ему наплевать. Понимаешь?.. На рассвете он пустил себе пулю в лоб, конечно, ему уже было все равно, напечатают они эти фотографии или нет!
Я сильно сжал ее локоть. Она встала, и я поднял голову. Ее маленькие груди, казалось, проткнут ткань блузки.
— Найди этого ублюдка Паулино и отбери у него фотографии, пока не поздно. Он ведь был твоим лучшим другом.
— Я не частный детектив. Расскажи все как есть полиции. Фрутос тебе поверит… и забери свои деньги.
Она стояла рядом и смотрела на меня сверху. Гладкий живот, бедра, запах женщины. Знакомый запах.
— Полиция! — процедила она сквозь зубы и расхохоталась. — Не смеши меня! Мы не желаем, чтобы кто-нибудь узнал, что у Луиса Роблеса, дона Луиса Роблеса, экономического советника и члена Административного совета компании АПЕСА, был жених, с которым он снимался в неприличных позах. Да ты с ума сошел! Этот вонючий комиссар, может, и промолчит, ну а его сотрудники? Ты работал в полиции и прекрасно знаешь, что расследование требует участия многих людей, а люди любят болтать… Пресса сразу же разнюхает… Нет, это должен сделать ты.
Она резко опустилась на колени и уперлась руками в мои ноги. Я взял ее за волосы, короткие и жесткие, как грива лошади, и наклонился.
— Сказано тебе, я не буду этим заниматься, — процедил я сквозь зубы. — И хватит разговоров.
— Наконец-то ты решился, негодяй, — успела произнести она хриплым голосом, прежде чем я впился ей в губы.
Скупой, блеклый свет, лившийся с улицы Эспартерос, только начинал растворяться в шуме просыпавшегося города, когда я открыл глаза. Она стояла посередине комнаты и одевалась. Ее голое тело на фоне балконной рамы казалось блестящей бронзовой скульптурой.
В комнате ощущался дурманящий запах возбужденной женщины. Насколько я помню, ни одна женщина не оставляла после себя такого сильного запаха.
— Не вставай, — сказала она, застегивая брюки. — Я знаю, где выход.
— Здесь недалеко продают свежие пончики. Свари кофе, я быстро сбегаю.
— Ты совсем помешался на этих сентиментальных болеро, — улыбнулась она. — Зачем нам завтракать вместе?
Потом направилась к двери, открыла ее и только тогда накинула на себя пальто.
— Чао. До скорого.
И ушла.
— Ах ты подонок! Свинья! Что это такое? Не прикидывайся спящим! Отвечай сейчас же!
Я с трудом приоткрыл глаза, не в силах пошевелиться. В голове работал отбойный молоток, язык был как наждачная бумага.
Лола стояла посреди комнаты и чем-то размахивала. Знойные лучи полуденного солнца лились в комнату через обе балконные двери и больно резали глаза. Джин Хусто, среди прочих поистине великолепных качеств, обладал и таким эффектом.