— Он сам скажет. Наше дело доставить вас.
Дом был трехэтажным. Вдоль литой решетки, обвитой плющом, росли ели. У ворот стояли две полицейские машины белого цвета, «скорая помощь», темный фургон и четыре частных автомобиля, в двух из них сиденья были обтянуты настоящей кожей.
Бородатый притормозил рядом с частными машинами и указал мне на калитку с блестящей медной пластинкой, на которой были выгравированы всего два слова: «Вилла Кристина». Мы вошли в сад.
Несколько полицейских курили, болтали, ходили по тщательно ухоженным, замысловато подстриженным газонам. В центре сада виднелся пруд, возможно даже с рыбками. Повсюду росли цветы, в уютных уголках стояли каменные скамейки. Полицейские внимательно смотрели, как мы шли по дорожке к белой мраморной лестнице, ведущей в дом. Поднявшись по ней, мы попали в просторный остекленный холл, обставленный легкой металлической мебелью, выкрашенной в белый цвет.
Бородатый кивнул в направлении огромной комнаты рядом с холлом. Я вошел, они остались. В комнате было полно людей, все говорили шепотом. Хорошо одетые, тщательно выбритые люди. Обстановка была выдержана в строгом стиле. На стенах висели картины, кругом стояли и даже свисали с потолка какие-то странные скульптуры. В глубине виднелась дверь, слева и справа еще две. Все двери были закрыты. Лестница с перилами из красивого старого дерева вела наверх. Я поднял голову и увидел человека, внимательно смотревшего на меня. В его скрипучем голосе сквозило нетерпение.
— Наконец-то ты явился. Поднимайся.
Это был Фрутос, комиссар Фрутос, в окружении своих сотрудников.
Я стал подниматься, держась за перила и ощущая себя намного ниже ростом.
Фрутос стоял на лестничной площадке, покрытой ковром и тоже увешанной картинами. Вдоль стен стояли витрины с экзотическими безделушками. Мы прошли в коридор со множеством дверей из толстого дерева. Два офицера национальной полиции сделали вид, что не замечают меня. Два других типа в форме, охранявшие, очевидно, вход в одну из комнат, напротив, внимательно посмотрели на меня.
— Ты почему так долго не появлялся? — спросил Фрутос.
— Я работаю, а не служу в полиции.
Он скривился. Шутки были не по его части. Фрутос совсем не изменился: короткий вздернутый нос, зеленовато-желтое лицо, помятая форма, как будто он спал не раздеваясь. Изменилось только качество формы: добротная ткань, все пуговицы на месте.
— Весьма остроумно, Карпинтеро, весьма.
— Зови меня Тони Романо, Фрутос.
— Не будем терять времени. — Он взял меня за локоть и повел к двери, охраняемой двумя полицейскими, почтительно открывшими ее перед ним.
Мы вошли в очень просторный кабинет. Простенки между высокими окнами были полностью заставлены шкафами с книгами в солидных переплетах. По углам стояли мягкие кресла, на стенах висели образцы старинного оружия. Ноги утопали в толстом ковре. Фрутос остановился в центре кабинета. Кругом царила мертвая тишина. Тишина смерти.
В глубине комнаты на большом столе красного дерева рядом со старинным письменным прибором лежала куча бумаг. Высокая спинка кресла поддерживала обмякшее тело мужчины. Голова его была слегка наклонена. На нем был полурасстегнутый синий шелковый халат, из-под которого виднелась бежевая пижама. Казалось, он улыбается, но это была не улыбка.
Пуля размозжила челюсти и превратила в месиво всю заднюю часть головы. Пол и спинка кресла были буквально усеяны мелкими осколками костей вперемешку с волосами и кусочками мозга.
В комнате стоял тошнотворно-сладковатый запах крови. На полу рядом с креслом, очень близко от руки, затянутой в тонкую черную перчатку, лежал серебристый «смит-вессон». Я медленно обогнул стол и подошел поближе. Это был Луис Роблес.
— Ну как? — спросил Фрутос.
— Что как? — переспросил я.
Фрутос собирался что-то сказать, но в этот момент распахнулась дверь, и в комнату вошли двое мужчин, направившихся прямо к столу.
Одного я сразу узнал, хотя мы давно не встречались: худой, с лицом, слепленным из одних острых углов и с быстрым взглядом, свойственным сообразительным людям. Это был Курро Овандо, заведующий баллистической лабораторией. Его помощника, серьезного парня родом из Малаги, звали Кармело. Он отпустил усы, и в первый момент я его не узнал. Оба поздоровались со мной наклоном головы. Я сделал то же самое.
— Окончательные выводы делать рано, комиссар, — заявил Овандо. — Могу только сказать почти с полной уверенностью, что выстрел был произведен с очень близкого расстояния. Использован специальный бронебойный патрон. — Он помолчал. — Именно этим объясняется характер повреждений черепа.