От политика, как и от капитана, требуют надежности и осмотрительности. От художника…
А в самом деле, чего требуют от художника?
Ты знаешь, пожалуй, от художника в жизни требуют того же, что и в искусстве: не соблюдения, а нарушения общепринятых законов и правил. И, хотим мы того или нет, в этом есть своя справедливость.
Люди — существа противоречивые. С одной стороны, они стремятся к стабильности, к порядку, к уверенности, что и завтра, и послезавтра все вокруг будет хорошо и спокойно. С другой стороны, когда день за днем все вокруг хорошо и спокойно, они начинают лезть на стену от однообразия и тоски. Они разваливают добропорядочные семьи, они бросают удобную работу, становясь революционерами и наркоманами, террористами и хиппи.
Видимо, неподвижность так же противна человеческой душе, как и телу.
Искусство помогает человеку вырваться из обыденности, ничего не взрывая и никому не причиняя боль. Ведь у добра не меньше энергии, чем у зла, а помощь людям порой выглядит так же авантюрно, как преднамеренное убийство в романе Дюма.
Но людям мало прочесть книгу или увидеть фильм — им необходимо поверить в прочитанное или увиденное. Важно не только что сказано, но и кем сказано. Судьба художника становится частью его творчества, как бы еще одним, порой очень важным произведением. Я не уверен, что мы с тем же напряжением вчитывались бы в Нагорную проповедь, если бы произнесший ее не погиб в муках на кресте.
Лев Толстой написал немало прекрасных повестей и романов, но ведь и жизнь его — потрясающий по глубине и силе роман, а среди героев Толстого я не вижу ни одного, кто был бы равен ему как личность. Чего стоит хотя бы трагический финал — уход из дому зимней ночью на девятом десятке и смерть на случайной станции!
Настоящий художник практически всегда призывает читателя, слушателя или зрителя изменить свою жизнь. И читатель, слушатель или зритель вправе спросить: а ты хорошо знаешь место, куда зовешь? Ты сам-то там был? Прежде чем вытаскивать меня из теплого угла, ты поставил эксперимент на себе?
Ты назвал имя Высоцкого. Я очень рад, что был с ним знаком, что впервые услыхал его песни в авторском исполнении на дне рождения у общего приятеля, что он играл главную роль в фильме по моему рассказу. Очень многие его песни мне по-настоящему нравятся. Он безусловно был крупным поэтом — но не лучшим в ту пору.
Почему же его слава так огромна и прочна, почему похороны стали всенародным событием, и до сих пор редкая художественная выставка обходится без портрета мрачноватого парня с гитарой?
Да потому, наверное, что самой сильной ролью этого очень одаренного актера оказалась его собственная судьба.
Сын фронтовика, дитя коммуналок, московский уличный волчонок, страдавший, к сожалению, традиционным пороком талантливых россиян, он стал едва ли не самой яркой легендой своей эпохи, и все главы его жизни словно специально придуманы для будущей легенды: и быстро возникшая актерская слава, и бесстрашные песни, мгновенно облетавшие страну, и роль Гамлета в самом оппозиционном московском театре, и шумный роман со знаменитой французской киноактрисой, и внезапная смерть, поломавшая утвержденный брежневским правительством гладкий график Московской Олимпиады.
Без этой драматичной, отточенной почти до совершенства судьбы Высоцкий так же не полон, как и без песен.
Знаешь, Ларс, тут я, пожалуй, должен вернуться назад. Когда ты спросил, был ли у меня в жизни случай, определивший мою литераторскую судьбу, я ответил, что не было. Я тогда и в самом деле так думал, а точней, в азарте полемики ответил не задумываясь, как в уличной драке не задумываясь отвечают ударом на удар. Но дискуссия не драка, тут важна не победа, а истина, от которой я, увы, отклонился.
Я хочу вернуться назад не для того, чтобы сопоставить свой более чем скромный опыт с жизненными драмами Толстого и Высоцкого. Просто свою жизнь я знаю лучше, чем чужую, и в этом случае меньше опасность принять домысел биографа за факт, а миф за реальность.
Не уверен, сумел ли я хоть кончиком ногтя прикоснуться к настоящей литературе. Но если так произошло, то причиной тому не детская страсть рифмовать, не чтение классиков, не ругательные рецензии официальных критиков и не редкие похвалы гуманных мастеров. Причиной тому случай, о котором я, как видишь, в разговоре об искусстве не сразу и вспомнил.