Ст. оперуполномоченный
капитан П.З.Тараскин
Резолюция начальника службы: «Э.Б.Губанов! Агентами надо управлять, а не идти у них на поводу! Этот — подозрительно архисамокритичен. Его самооценка настораживает. Возможны срывы в работе. Проверьте агента и его родных по учетам. психоневрологических диспансеров. Покажите агента нашим психиатрам. А.Борков».
Резолюция начальника отдела: «Тов. А.А.Хабалову. Прошу исполнить и доложить. Э.Губанов».
Резолюция начальника отдела: «Тов. Тараскину П.З. для исполнения. Аттестацию — в личное дело агента. А.Хабалов».
Глава столичной контрразведки Александр Николаевич Борков не просто любил агентурную работу. Он с головы до пят был пропитан ее сутью, и даже если бы очень захотел, то не сумел бы прожить без нее и дня. Проще говоря, он сам был агентом. Об этом знали все, но делали вид, что не знали, потому что полковник терпеть не мог тех, кто вообще хоть что-нибудь знал. Из этого следовало, что в мире не было человека, который мог рассчитывать на искреннее расположение к нему Александра Николаевича. Он, как никто другой, подходил к занимаемой должности.
Нет, Александр Николаевич не был завербован ни одной из иностранных разведок. С учетом его личных и деловых качеств этот факт вполне можно было отнести к числу наиболее значительных удач спецслужб противника. Сам товарищ Борков так не считал. Он был убежден, что справится с любым порученным ему делом. Поэтому Александр Николаевич немало удивился, когда двое дюжих нью-йоркских полицейских, обнаруживших его за отчаянной попыткой преодолеть в невменяемом состоянии проезжую часть какой-то авеню, принесли полковника в его номер отеля, а не в кабинет директора ЦРУ. Разумеется, если бы они поступили так, как подсказывала ему профессиональная логика, он заставил бы этого директора уважать честь и достоинство советского чекиста. Но поведение вражеских полицейских обескуражило Боркова и надолго поставило его в тупик.
Не менее странным казалось Александру Николаевичу отсутствие оперативного интереса к нему и со стороны французов. Дело в том, что в самом логове страны — участницы блока НАТО, в Париже, жила родная сестра его покойной бабушки — Надежда Львовна Раздольская, эмигрировавшая из России вскоре после известного выстрела крейсера «Аврора». В те исторические дни, как и всю свою оставшуюся жизнь, Надежда Львовна резонно полагала, что ее гимназический роман с блистательным корнетом Коленькой Голощекиным не мог пройти мимо внимания ВЧК. Тем более что уже на второй день советской власти в Питере Коленька был расстрелян подвыпившими революционными матросами за отказ приветствовать их по всей форме. Как профессионал, Александр Николаевич понимал, что опасения его родственницы были отнюдь не безосновательными.
По твердому разумению полковника, современная Франция была обязана кишеть агентами собственных спецслужб и разведок ее союзников. И уж тем более каждый проживавший на Западе русский должен был работать хотя бы на одну империалистическую разведку. И тот факт, что французские спецслужбы не удостаивали Александра Николаевича своим вниманием, он относил на счет их перегруженности повседневной текучкой и бумажной волокитой, которыми хронически страдала вверенная ему московская контрразведка.
Недостойная чекиста родственная связь полковника с заграницей была единственным темным пятном в биографии коммуниста-руководителя. Но во всем большом чекистском коллективе было только два человека, которые знали эту страшную тайну. Одним из них был сам Александр Николаевич, а другим — начальник управления Максим Петрович Бородин. Его-то агентом и был Борков.
Нет, что вы! Никакой подписки о негласном сотрудничестве Александр Николаевич генерал-лейтенанту не давал. Да-да, он был обыкновенным стукачом, даже не дипломированным. Высшего образования у него не было, как, впрочем, и у Максима Петровича, поскольку до КГБ они оба служили по партийному ведомству. А там, как известно, в цене не образование, а ум, честь и совесть коммуниста. Этот принцип подбора и расстановки кадров позволял наиболее совестливым партийцам выдвигаться на самые ответственные посты в науке, культуре, экономике и, конечно же, в органах безопасности страны.
Стучать Александр Николаевич начал еще в детстве. Это, безусловно, помогло ему окончить среднюю школу, ни разу не оставшись на второй год. Полученные в ее стенах первые навыки пионерской принципиальности он успешно совершенствовал сначала на комсомольских, а затем и на партийных руководящих должностях.