Зам. начальника отделения капитан П.З.Тараскин.
Резолюция начальника отдела: „До окончания следствия личное дело агента не уничтожать! Э.Губанов“.
Ворон и снегирь
(Из личного архива Ефима Клеста)
Март 1991, Москва
ЭКСПЕРТИЗА
Леонид Жуховицкий, Ларс Хесслинд
ДАР? НАРКОТИК? БЕЗУМИЕ?
© Леонид Жуховицкий, 1992.
© Ларс Хесслинд, 1992.
Дорогой Ларс!
Когда несколько лет назад мы с тобой решили провести диалог об искусстве, мы, кажется, оба не сомневались, о чем пойдет разговор. Ну конечно же о свободе творчества! А если поставить вопрос конкретнее и острее — о том, способно ли искусство существовать при тоталитарном режиме.
Было очевидно, что мы способны стать неплохими оппонентами: ты жил в стране, где, вероятно, наиболее пунктуально соблюдались все человеческие права, я же был подданным однопартийной империи, чья многолетняя монополия на власть хоть и дала первые трещины, но все равно казалась несокрушимой и готова была в любой момент показать свои привычные к убийству клыки. Естественно было ожидать, что разный жизненный и литературный опыт скажется и наши точки зрения далеко разойдутся.
Я, например, собирался защищать крайне непопулярную в свободном мире идею, что и при репрессивной системе искусство может выжить. Мою позицию определяло не только природное упрямство, но и упрямство фактов. Ведь знаменитые книги Пастернака, Булгакова, Гроссмана и Солженицына, великая музыка Прокофьева и Шостаковича, широко известные песни Окуджавы и Высоцкого, фильмы Эйзенштейна, Параджанова, Тарковского были созданы в тоталитарной стране: это можно как угодно истолковывать, но нельзя отрицать.
Словом, повод для спора вырисовывался вполне достойный.
Но, видимо, полемику, как и любовь, лучше не откладывать на потом. Сейчас я чувствую себя человеком, который разжег костер, а через три года пришел подбросить в него поленьев. Слишком многое изменилось за это время в нашей стране — в том числе и моя позиция.
Сегодня у нас публикуется практически все. Прилавки книжных магазинов завалены литературой, за распространение которой еще недавно без отлагательства отправляли в мордовские лагеря, а слово "коммунист" нынче звучит как ругательство. Всего два года назад на пресс-конференции в Гётеборге переводчица-шведка упрекала нашу словесность в пуританизме, в том, например, что мы никогда не называем своим именем священные врата, через которые появляемся на свет. Теперь этот упрек был бы смешон: литературный журнал без матерного слова смотрится нынче нелепо, как старая дева в компании проституток. Помнишь, ты спрашивал меня, почему советские туристы, едва приехав в Стокгольм, тут же бегут на порнофильм? Сейчас не побегут — дома надоело. Даже серьезное кино у нас немыслимо без голой женщины, как при Брежневе без парторга, а если действие происходит зимой в тундре, то и там режиссер найдет выход: своевременно подвернувшийся белый медведь умелой лапой непременно сдерет с перепуганной героини все — от шубы до трусов.
Если до перестройки любимыми героями бескомпромиссной сатиры были спекулянт и теща, то сегодня их уверенно оттеснил на третьи роли президент страны — именно на нем демонстрируют мужество эстрадные острословы.
Словом, свободы в нашей стране более чем достаточно. Однако все чаще в критических статьях возникает растерянный вопрос: свобода творчества есть — но где же само творчество?
Увы, ощущение такое, что открывшимися возможностями воспользовался пока только печатный станок. Опубликованное в условиях свободы поражает. Но где же созданное в условиях свободы?
Шесть лет перестройки — срок, достаточный даже для романа. Что уж говорить о повести, фильме, поэме или цикле песен. Любопытного много, да. Но — что потрясло сердца?
Потрясает то, что прежде было запрещено. Но ведь все это и создано прежде.
Есть примеры почти необъяснимые.
В страшных условиях, обложенный стукачами, с трудом наскребающий деньги на бумагу и хлеб, Александр Исаевич Солженицын написал книги, обошедшие мир. Вот уже много лет Нобелевский лауреат свободно живет в свободной стране, и не агенты КГБ, а издатели и журналисты жадно ловят каждое его слово. Но романы его, написанные в эмиграции и опубликованные сейчас у нас, прошли практически незамеченными — и это при всеобщем внимании к имени! Конечно, это все большая и честная литература, рука мастера не одрябла, но…