Даже так.
Просто от того, что он идет рядом.
До ее дома остается один поворот, когда она, скрепя сердце, останавливается и говорит:
— Дальше я сама.
Джек — это тьма во тьме, но она все равно ощущает его недоумение. Короткую синюю вспышку маленькой искры, но это все равно заставляет ее улыбнуться.
— Только не говори, что хочешь побыть одна, — хмыкает он. — По мне так ты слишком часто остаешься одна, чтобы желать еще больше одиночества.
Мэри, продолжая улыбаться, качает головой.
— Во время ходьбы мысли текут лучше. И мне действительно… я хочу пройтись в одиночестве.
— Поздно же, — ворчит Джек.
Мэри и сама не хочет расставаться с ним раньше, чем это будет необходимо. Еще один поворот улицы его тепло могло быть с ней. Еще сотню шагов рядом с ним…
… но они все равно бы закончились, эти шаги…
— Здесь недалеко совсем. И не забудь, что Обитель самый тихий район Рурка.
— Именно поэтому здесь нашли мешок с отрубленными кистями!
— Ты же понимаешь, что их убили не здесь. И судя по всему, это происходило в Верхнем Городе.
Джек вздыхает.
— Ладно. Только пообещай, что будешь осторожна, хорошо?
— Меня не было на рисунке, — отвечает Мэри, и только потом осознает, что ей так и не рассказали, что она изобразила.
Но она точно знает, что ее там нет.
Еще один повод остаться одной. Может, тот шепот ей всего лишь показался? Она должна сосредоточиться, а рядом с Джеком, когда он так рядом, когда они одни, ей не удастся этого сделать.
Джек снова глубоко вздыхает.
— Я приду к тебе завтра, — говорит он. — Прогуляемся?
Это звучит, как приглашение на свидание, но Мэри не дает себе вспыхнуть счастьем. Он просто выполняет дружеский долг. Она слепа, и каждый из Теней считает своей обязанностью ей помочь.
— Хорошо, — тихо отвечает Мэри и отворачивается от Джека.
Она идет по улице и слушает. Ощущает. Обоняет. И видит. Не так, как раньше. Это не зрение, а… образ в голове.
Время течет сквозь нее шелковым полотном, и оно белое, как снег. Или дорогая бумага, на которой было бы так интересно что-нибудь нарисовать!
Запахи, звуки и мысленные образы сливаются со временем в тугой узел, и Мэри снова слышит тихий шепоток. Сначала он похож на шелест бархатного платья, но потом тональность меняется. Когда Мэри подходит к крыльцу дома, где находится ее маленькая квартирка, этот звук начинает напоминать визг пилы со стертыми зубцами. Выше и выше… выше…
В висках нарастает гулкий грохот, и Мэри хватается за ручку двери, потому что внезапный приступ головной боли буквально сбивает ее с ног.
Больно настолько, что голова кажется треснувшим кувшином, из которого, как молоко, вытекает… жизнь? Или это дурацкие мысли?
Что происходит?
Почему город вокруг нее превратился в маленького обиженного ребенка, который рыдает так горько, что Мэри буквально глохнет от этого плача?
Что это белое вокруг?
Стало так страшно, что Мэри, не выдержав, упала на колени и закрыла уши руками, отчаянно крича.
Она мечтала о том, чтобы рядом с ней оказался хоть кто-нибудь. Кто-нибудь, кто сможет заставить город замолчать и успокоит эту безумную боль!
Нет.
Не кто-нибудь.
Томас.
Именно шакал ей нужен сейчас. Долгое время они считали себя единственными Тварями в команде и держались друг друга. Именно рядом с Томасом Мэри не стесняется плакать или говорить глупости.
Ей нужен Томас. Прямо сейчас!
Отчаянно пытаясь не сойти с ума от боли, Мэри представляет, что Томас здесь, рядом. Она рисует на белой бумаге крупными мазками, но он получается, как живой. Вот же он! Садится рядом, обнимает ее за плечи и глухо грозно рычит, заставляя глупого несчастного ребенка испуганно замолчать.
Головная боль исчезает вместе со звуком.
И Мэри понимает, что кто-то действительно обнимает ее за плечи.
И от него пахнет абсентом и кровью. А еще — шакалом.
— Томас? — Мэри поднимает голову. Старая привычка с тех времен, когда она еще могла видеть глазами.
— Давай я помогу тебе встать, — тихо говорит он.
— Томас, что ты здесь делаешь? — ошарашенно спрашивает Мэри. Она до сих пор не верит в то, что он оказался рядом в тот самый момент, когда был так нужен.
Он замирает, и она видит, как он становится недоумением и страхом.
— Я… я…
— Томас?
— Мэри… что происходит? Я ведь только что был в "Черной Луне"!
Белое действительно было бумагой. Она действительно нарисовала Томаса.
И он оказался здесь.
Осознать это она уже не успевает, провалившись в спасительную тьму забытья.