Именно за них и хочется сражаться.
Мэри обедает, а потом снова становится у окна. Кто сказал, что слепые ничего не видят? Особенно, рисующие?
И Мэри видит.
Приближающийся со стороны Верхнего Города огонек Томаса. Он окрашен всполохами горя, надежды, отчаяния и жажды мести.
Что произошло?
Что-то плохое.
Томас велел ей ни при каких обстоятельствах не покидать комнату, поэтому Рисующая терпеливо ждет шакала, стоя у окна.
— Мэри! — Томас вваливается в комнату и закрывает дверь на замок. Потом бросается к ней и обнимает за плечи. — Ты должна это сделать. Прямо сейчас.
— Что сделать?
— Вчера ты нарисовала меня кем-то другим. Избавила от кровавой дымки в мыслях. От похмелья.
— Я не понимаю…
— Мэри! Ты должна их нарисовать! Прямо сейчас. Не медля ни минуты!
— Нарисовать кого?..
— Марлу. И Капитана. Нарисуй их прямо сейчас! Так, как ты это сделала со мной!
— Но Томас, я не знаю, как у меня это получилось…
— Ты должна их нарисовать, Мэри! Нарисовать их живыми!
И Рисующая все понимает.
Рурк снова начинает плакать, а в ушах набатом шумит кровь.
Она не знает, что у нее получится.
Она не знает, получится ли вообще.
Но она сделает все, что сможет.
Она — слепая художница. Она — Рисующая.
Тварь, живущая в разноцветной тьме.
Полукровка, за которой тянется белоснежная вуаль времени.
И если в ее силах изменять реальность, она выпьет чашу этой силы до дна.
Конец четвертой истории.
.