Цион сплевывает — наверно, в горле пересохло. У меня тоже. Попить что ли кипятку из цистерны? Да нет, лень вставать.
…Израильский посол получил приказ привести в действие суперсекретный план. Международный шантаж: Израиль давит на Америку, Америка — на Советский Союз, Союз — на арабов. Арабы охотятся за израильским послом. Засада. Нет, он не может просто так спать с журналисткой — он обещает на ней жениться. Правда, у него в Израиле жена, но с ней он уже не спит. Еще одна засада. "Посол вытащил пистолет с глушителем и спрятался в кустах у дороги, по которой должны проехать преследователи. По другую сторону дороги его шофер перезарядил свой автомат и потрогал шрам на щеке, оставшийся с последней войны. Посол успел выстрелить первым и увидел, как пуля вошла в лоб одному из арабов…"
— Эй ты, тупица, — кричит Ури, — что ж ты двойку не выложил?
— Какую двойку? — удивляется Авраам.
— Синюю, болван!
— А я…
— Ты, ты! Дурак ты, вот ты кто! Плати теперь 200 лир! Все, я ложусь.
Авраам, чертыхаясь, лезет за деньгами, Шуки принялся за вчерашний хлеб, а Ури наполняет канистру, выливает воду в спальник и ложится туда, как в ванну. Увидев мое изумление, он смеется.
— Вот как надо, понял? Вместо душа.
Я держусь еще полчаса и решаю испробовать метод Ури. Беру канистру и медленно наклоняю ее над спальником. Скоро там набирается на два пальца воды. Плюхаюсь на койку и в первую секунду в самом деле верю, что вхожу в ванну. Прохладнее не стало, а от кипящего воздуха вода быстро начинает испаряться. Появляется странное ощущение, будто я просто лежу на мостовой в грязной луже. Еще через полчаса спальник девственно сух, а я — снова облит потом.
В песке под койкой сосредоточенно возится муравей. Он тащит за собой длинную былинку и никак не может развернуться, чтобы обогнуть мой ботинок. Я беру оба ботинка и наступаю на муравья, окружая его с флангов. Он бросает свою ношу и с ненавистью пятится назад. Тогда я выкапываю авторучкой ямку у самой ножки кровати и начинаю теснить муравья, пока он туда не сваливается. Дальше происходит бесконечное разыгрывание мифа о Сизифе. Муравей карабкается по осыпающимся стенам ямки, но наверху его ждет неумолимая авторучка, он срывается вниз и снова начинает свой подъем. Муравья хватило на двадцать четыре попытки. А на сколько хватило бы меня? Чтобы доказать себе свое превосходство, я сгребаю ботинком кучу песка и засыпаю муравья в ту минуту, когда он готовится к двадцать пятой попытке.
— Приглушите радио, — мычит Цион.
— А тебе что, песня не нравится? — спрашивает Цвика, ковыряя пальцем в зубах.
— Ай, разве это песня? Разве это музыка? — кривится Цион. — Это для ашкеназим музыка да для марокканцев.
— А ты чего, арабскую хочешь? — спрашивает Авраам. — Сейчас сделаем.
Он находит какую-то арабскую станцию и, кривляясь, громко объявляет: "Жена Циона просит передать для него "Песню про хрен" в исполнении известной певицы Фархи эль-Куси".
Остальные с восторгом ждут продолжения. Авраам под заунывную мелодии, дрожащую на одной ноте, прыгает вокруг шеста, виляя задом и имитируя танец живота. Шуки и Цвика одобрительно хлопают в ладоши, а Ури хохочет так, что чуть не падает с койки. Цион поправляет очки, возмущенно сплевывает и, отвернувшись, бормочет что-то себе под нос. Это только увеличивает общее веселье.
Запыхавшийся Авраам садится рядом с Ционом и толкает его в плечо.