Настроение совсем испортилось, и хотя Бориска болтал без остановки, я слушала вполуха, переживая разочарование и… злость.
Моя прежняя комната была заперта, но Анчуткин достал из кармана ключ и протянул мне. Это еще больше вывело меня – даже о ключах позаботился!
– Знаешь что, Боря, – сказала я, открывая двери и забирая свои сумки, – шел бы ты. Я устала, рано лягу спать. Завтра увидимся.
– До завтра… – сказал он растерянно,а я закрыла двери перед самым его носом.
Конечно, это была неправда, и я совсем не устала. Но разговаривать с Анчуткиным сейчас совсем не хотелось. Ни с кем не хотелось, если честно. Я расстегнула сумку, чтобы достать и развешать одежду, и в это время в дверь снова постучали. Наверное, Бориске не понравилось, как скучно мы расстались.
– Чего тебе ещё? – спросила я недовольно, открывая двери.
Но это был не Анчуткин. На пороге стоял Царёв и смотрел на меня радостно и виновато.
– Привет, – сказал он и смущенно хмыкнул. – Ты как? Сильно песочили на попечительском?
– Привет, – ответила я кисло. – Ты о чем?
– Как – о чем? О попечительском совете. Сильно тебя ругали? Я войду? – и он протиснулся мимо меня в комнату, не дожидаясь разрешения. – Только приехала? – он достал из открытой коробки учебник по боевой магии и перелистал. – А меня тоже на интернат посадили. Отец грозился выпороть, но мать заступилась, – он засмеялся, но тут же оборвал смех. – Ты извини, что я тебя… того… из огнетушителя.
– Забей, – ответила я резко, подошла и забрала у него учебник. – Самой надо было думать.
Я вообще не понимала, зачем Царёв притащился. Пожаловаться, что его из-за меня наказали? Так и ему надо было думать. Притащил меня в какую-то забегаловку, где приличной девушке появиться опасно…
– А получилось ничего себе так, – преувеличенно-весело продолжал Царёв. – Ты вся как вспыхнешь!.. И красным, и желтым, и синим!.. Прямо фейерверк устроила!
– После апельсинового сока с водкой и не такое устроишь, – перебила я его веселье. – Так и знала, что не надо ходить в твои «Небеса» недоделанные. Топай, давай. Я спать хочу, а мне ещё вещи разобрать.
– Не сердись, пожалуйста, – примирительно сказал Царёв. – Я же волновался. Боялся, что тебя попечительский совет отчислит. Сказал, что я во всем виноват…
– Молодец, хвалю! – совсем разозлилась я. – Лучше бы ты в конце прошлого года своему папочке сказал, что будешь выступать на конкурсе от института, а не прятался в кустах. Вот тогда я твое геройство оценила бы.
Он потупился, закусив губу, а я безжалостно его добила:
– Этот ваш попечительский совет – мне на него плевать так же, как на твои «Небеса». За что им меня отчислять? Я что, спецом напилась? Так что мог смело свалить всё на меня. Чтобы папочка не рассердился.
– Зря ты так, – сказал он тихо. – Тут всё очень серьезно. Хорошо, что ректор за тебя поручился, иначе рассмотрение передали бы в Восточный совет… А у них там сильно разбираться не любят – запрут для изучения или в Особую тюрьму отправят, как неконтролирующего свои силы…
– Да при чем тут Особая тюрьма?! – не выдержала я и дала волю гневу. – Какой Восточный совет, какие неконтролирующие?! При чем тут – ректор за меня поручился?
Царёв несколько секунд смотрел на меня, непонимающе хмурясь, а потом неуверенно спросил:
– Ты не знаешь, что ли?
– О чем?!
– Тебя вызывали на собрание Попечительского совета?
– Да никуда меня не вызывали, – ответила я с досадой. – Просидела, как балда, дома под замком, теперь здесь сидеть буду.
Тут я немного покривила против правды – ни под каким замком я не сидела. Просто… временная самоизоляция.
– Отец сказал, что пришел вызов из Восточного совета, – Царёв смотрел на меня во все глаза, как будто не верил тому, что я серьезно. – Требовали передать тебя им, но ректор отказал… И поручился… Под личную ответственность…
«Лучше бы ты отдал её нам», – вспомнила я скрипучий голос, говоривший с Кошем Невмертичем, и вдоль позвоночника пробежал холодок.
– Что за Восточный совет? – спросила я, припоминая – слышала ли что-то о нём. Анчуткин как-то упоминал про Южный ковен…
– Краснова, ну ты даешь, – изумился Царёв. – мы это еще не проходили, это программа третьего курса, но об этом даже малолетки знают.
Упоминание о малолетках подействовало на меня, как хороший пинок.
– Вот что, вершок-голова-с-горшок, – сказала я громко и раздельно, припомнив Царёву его прошлогодние «подвиги» по разделению студентов на высших и низших – «вершков» и «корешков», – я не википедия, что бы обо всем знать. Не можешь объяснить нормально – иди отсюда, пока по шее не получил.