Начавшийся пожар был погашен в минуту, а мы с ректором стояли в коридоре, промокшие до нитки. Кош Невмертич подставил лицо водяным струям и закрыл глаза, будто наслаждаясь ледяным водопадом. Я прикрывала голову растопыренными пальцами и таращилась на ректора, дрожа и стуча зубами.
– Прикольно, – сказал вдруг он и хохотнул.
Я открыла рот от удивления. Слышать такие словечки от ректора – это было как-то странно. Очень странно. Он прищелкнул пальцами, и поток воды сразу прекратился.
– Иди в ванную, – велел ректор. – Сначала под горячий душ, а потом переоденься, а то простынешь.
– А вы?.. – пробормотала я, выстукивая зубами ритм в стиле трэбл-рила.
– А я потоп устраню, – он повел руками, указывая на лужу, затопившую весь коридор. – Пожарником поработал, теперь водолазом поработаю.
– Тоже простынете…
– Ничего, мне на холодке полезно, – усмехнулся Кош Невмертич. – Иди уже, Василиса Огнеопасная.
Я пулей промчалась в ванную и залезла под горячий душ, ругая себя самыми распоследними словами. Опять отличилась! Опять устроила поджог! Но ректор тоже хорош!.. Пришел от одной, полез обниматься к другой!..
Согревшись, я поздно сообразила, что не взяла ничего из одежды. Футболка, в которой я рассекала по квартире Коша Невмертича, промокла, и мне пришлось завернуться в полотенце.
Когда я выглянула из ванной, все следы моего преступления были уничтожены – остались только подпалины на обоях, а пол был сухой, и даже ковёр весело топорщил ворсинки.
– Как похмелье? – донесся до меня из кухни голос ректора. – Ела что-нибудь?
Я заглянула в кухню, высунувшись из-за косяка.
Кош Невмертич – босиком и в халате стоял перед холодильником, изучая его содержимое.
– Не хочу, – ответила я мрачно.
– Иди сюда, – позвал он, доставая бутылку с водой и разливая по двум бокалам.
– Почему вы все время пьете воду? – спросила я, выйдя из-за косяка и осторожно усевшись на высокий стул, чтобы не потерять полотенце.
Ректор мазнул по мне взглядом и сразу отвернулся, сделав из бокала несколько больших глотков, а потом поставил его на стол – как припечатал.
– Вода – это источник жизни, – сказал он не совсем понятно. – Вода придает сил и помогает душе удержаться на земле. Пей.
Я послушно сделала глоток, хотя пить совсем не хотелось.
– Значит, в «Седьмых небесах» был только апельсиновый сок? – спросил Кош Невмертич, усаживаясь по ту сторону стола, напротив меня.
– Честное слово, – сказала я глухо. – Вы же знаете, я не пью. Алкоголь вредно влияет…
– Тонус мышц понижается, и дыхания не хватит, – закончил за меня ректор. – А если в апельсиновый сок подлить водки?
– Но я не подливала…
– Да, это сделали за тебя. Тот самый мужчина, с которым ты так мило флиртовала возле барной стойки, и с которым потом сбежала, когда подожгла клуб.
– Не флиртовала! – я дернулась, и полотенце опасно поползло вниз, но я успела его подхватить. – И не сбегала! Он меня увел, когда Царёв бегал там с огнетушителем! Я и не видела, кто это! А вы бы увидели, если бы вам всю физиономию пеной залепило?!
– Спокойно, только спокойно, – он перегнулся через стол и погладил меня по руке.
Это прикосновение совсем меня не успокоило. Наоборот, теперь я сидела, как на иголках, распаляясь всё сильнее.
– А если бы и флиртовала?! – спросила я с вызовом. – И сбежала? Вам бы не понравилось?
Ректор бросил на меня взгляд и чуть заметно усмехнулся, погладив ножку бокала. Я ждала, что мне ответят, но Кош Невмертич молчал, погрузившись в раздумья.
– Сами-то себя ни в чем не ограничиваете, – сквозь зубы процедила я. – А духи, между прочим, отвратительные.
– Какие духи? – спросил он, очнувшись. – Ты о чем, Краснова?
– О том! – почти зарычала я. – Вы пропахли этими дурацкими духами насквозь! Меня тошнит! – и я демонстративно зажала нос.
Кош Невмертич засмеялся, а я смотрела на него почти с ненавистью. Смеётся! Ему смешно, видите ли!
Ректор вдруг прекратил смеяться и сказал небрежно:
– Мадагаскарская ваниль, жасмин, мёд, цитрусовые и сандал. Брендовые и дорогие духи. Согласен с тобой – слишком сладкие, как на мой вкус. Но матери нравится. Только их и признаёт.
– Матери? – переспросила я, помедлив.
– Да, ей, – Кош Невмертич облокотился о стол, снисходительно поглядывая на меня. – Представь, у меня есть мать. А ты думала, я из яйца вылупился?
Мне стало неуютно и жарко. Но жарко не от злости, а от стыда. Повела себя, как ревнивая жена. Хотя я и не жена, и… никто, собственно.
– Василиса, – позвал ректор очень серьезно, и я посмотрела на него исподлобья. – Проясним ситуацию.