Я хмуро на него глянул:
– Я и сам сожрать могу. И не подавлюсь.
Не знаю, почему все решили, что я какой-то правильный. Мать в свое время знала каждый отдел полиции в городе. Пока я не научился не попадаться. Виной всему были всплески агрессии. Которые и сейчас иногда накатывают невовремя. Сбрасывать ее сильно помогает спорт.
После большой перемены мне нужно было в кабинет химии. Куда я и направился в гордом одиночестве.
Дверь была открыта, но учителя не было. Я решил подождать и сел за парту. Только долго посидеть мне не удалось. Послышались странные звуки, как будто кто-то скулит. Или плачет?
Звуки раздавались из смежного с кабинетом помещения. Я встал и пошел туда.
Там было все заставлено коробками. И источник шума я нашел не сразу. За коробками в углу прямо на полу, подтянув колени к лицу, сидела Алиса. И, зажав сжатую в кулак руку зубами, плакала.
– Ты чего здесь?
Я рассчитывал, что она ответит.
Но девушка отреагировала странно. Подавив рыдания и не поворачивая головы в мою сторону, громко и четко сказала:
– Уйди!
– Алис, что ты? Я ж помочь хочу.
Так же четко она проговорила:
– Мне твоя помощь не нужна.
А голову она так и не повернула.
Я шагнул к ней и наклонился. Она сжалась сильнее и попробовала отползти.
Подцепив пальцами за подбородок, я развернул ее лицо к себе. И застыл.
На скуле в поллица налился сине-фиолетовый синяк. Она была вся зареванная, с покрасневшим носом, с затравленным выражением в больших серых глазах. А у меня сердце дрогнуло от жалости.
– Кто?
Длинные объяснения не были нужны, я знал, что она понимает, о чем я.
– Если ты сейчас что-нибудь им сделаешь, то будет только хуже.
Вот дурочка!
– Что ты заладила – хуже, хуже? А так тебе хорошо? Ты чего дожидаешься – когда они тебя втроем поимеют и убьют, бросив тело в какой-то канаве? Эти уроды наслаждаются безнаказанностью. И так и будет. Я не собираюсь разбираться тут. Я ж не дурак. Но вопрос решу. От тебя мне надо только одно – узнать, кто тебя ударил
Она помедлила. То, что она чувствует, я понимал прекрасно. Ей страшно, больно и она не верит, что можно что-то изменить.
Но хочет поверить.
Поэтому с ее губ срывается:
– Это Борис. Он словно совсем с ума сошел. Кричал, что я – шлюха, что ноги раздвигаю перед всякими. А потом ударил. Учитель какой-то шел, я вырвалась, убежала и спряталась.
Слезы снова потекли ручьями.
– Я больше не могу-у-у, – Алиса зарыдала снова.
– Не бойся, он больше тебя не тронет. Пойдем к медсестре, холод надо приложить.
– Они ничего не сделают.
Это я и сам знал. И ни на кого не рассчитывал.
– Что я теперь бабушке скажу?
– Я бы сказал правду. И перевелся в другую школу.
– Ты же не перевелся.
– Малыш, я могу себя защитить. У нас разные ситуации. Хватит плакать.
Я помог ей подняться и отвел в медицинский кабинет. Ее "упала" резало слух.
Но я не вмешивался.
Мне пришла в голову другая идея.
Глава 6
Олеся
У меня в чашке черный кофе. Время – 5 утра, а я зачем-то помешиваю кофе ложкой. Хотя кофе – без сахара. Чашка издает противный дребезжащий звук, который проходится по моим нервам, заставляя стискивать зубы. И этот звук отдается где-то в висках повторяющимся причитанием: "Ой, не надо! Ой, не надо!" В моменты, когда ложка очень сильно стукает по краю чашки причитание переходит в вой: "Не надо!"
А калькулятор, устроенный в каждой женской голове, подсчитывает сколько я заработаю за первый месяц, сколько за второй, и сколько за первый и второй – вместе. И ведь, если продержаться полгода, можно будет взять квартиру в ипотеку. Жить в своей, а не снимать. Тогда и причитания, и вой почти мной не воспринимаются. Из-за крышесносной мысли: "Моё собственное жильё".
В кухне появляется Матвей. Ну вот, разбудила.
– Ты чего не спишь? – спрашивает у меня, потягиваясь.
– Я-я-я, – "я" растягивается и хрипнет, – На работу собираюсь.
Не выдерживаю его испытуюший взгляд и отвожу глаза в сторону.
– А говорила, что тебя не взяли.
Чувствую себя малолеткой, прячущей сигарету от матери.
– Холодов вчера приходил. Предложил вернуться.
У сына не дергается ни один мускул, только глаза разгораются.
– Куда приходил? Сюда?
Ох! Такое ощущение, что на плите что-то горит.
Киваю.
– Сам?
Опять киваю.
Обстоятельства своего увольнения я рассказала. Без подробностей.
– И ты решила вернуться?
Я до сих пор это решаю. Но когда сын спрашивает, снова делаю утвердительный кивок.
Ведь... Надо?
Своя квартира...
– Мать , ты – дура?
Умеет он спустить меня с небес на грешную землю.