– Зачем так-то? – собираюсь обидеться.
– Тебе деньги нужны? У меня есть. С голоду не умрем, за жилье заплатим.
Вся неловкость от этого разговора улетучивается. Мгновенно.
– Откуда? – теперь уже мои глаза вспыхивают недобрым блеском.
Боевой пыл Матвея гаснет. И отвечать он не торопится. Да мне его ответ не особо нужен. Я его знаю. Просто хочу услышать.
Но он молчит.
– Бои? Опять?
Даже не начинаю нудеть про то, что он обещал. Он сам наверняка помнит.
– Бой. Один. Я нормальные деньги поднял. На какое-то время хватит. Что нам с тобой – так с хлеба на воду и перебиваться?
Встряхиваю головой:
– А если тебя там изуродуют? Мне потом всю жизнь на памперсы тебе работать?
– А сама? Ты зачем к этому козлу собралась? – он не дожидается моего ответа и задает следующий вопрос, который выбивает у меня почву из-под ног, – Или он тебе нравится?
Я задумываюсь. Нет, не может быть такого. Не должно быть.
– Нет! – это слово рвется из меня само. Как наиболее нужное.
Но следом вылетает другое, отражающее мои сомнения:
– Наверное...
И дальше я уже начинаю приводить разумные доводы тому, что мне нужно работать в центре Холодова.
– Там зарплата. Нам будет хватать. И тебе не придется рисковпть своим здоровьем. А через полгода можно будет подумать о квартире. Своей. Да и потом... Разве я могу быть нужна такому, как он? Зачем?
Матвей слушает меня внимательно.
– Вот и я так себя уговариваю. Лишь один бой.
Я собираюсь спорить.
– Не надо, мам. Давай так. Я не буду драться, пока есть деньги. А ты, если Холодов будет лезть тебе под юбку, уйдешь оттуда.
Собственно, нормальный вариант.
– Договорились.
Матвей качает головой, явно сомневаясь в ценности наших договоренностей.
Но вслух говорит:
– Я – спать. Разбуди через час.
– Хорошо.
Сама иду в душ. Несмотря на озвученное решение, его правильность для меня – под большим вопросом. И хочется отказаться. Но жить как?
Что я себя вообще накручиваю? Пока я работала, я Холодова видела всего один раз. В день моего увольнения. Ему ведь есть, чем заняться. Я хотела посмотреть информация о нем в интернете, но сама себя одернула. Мне-то что? Какое отношение этот человек имеет ко мне? Или я к нему?
Никакого. И вряд ли это может измениться.
Даже если я с ним пересплю. Из-за его бурных физических реакций. На меня.
Ведь это же ничего не изменит. Это будет просто секс.
Мне же нужно другое. Мне нужно снова почувствовать себя любимой женщиной.
Иначе мне снова будет больно.
Поэтому не буду витать в облаках. Падать с них тяжело. А вставать после того, как упала, еще тяжелее.
Выбираю ту одежду, в которой ходила на работу до увольнения. Крашусь точно также. И волосы собираю по-прежнему в хвост. Ничего не изменилось.
Ведь не изменилось же?
Бужу Матвея. Он собирается. Из дома выходим вместе. Дальше мы должны с ним разойтись. Нам – в разные стороны.
Он вдруг обнимает меня медвежьей хваткой.
– Мам, если что не так, просто вали оттуда. Обещаешь?
– Да.
Он выпускает меня из своих рук и удаляется.
– Матвей! – окликаю его.
– А? – оборачивается.
Не могу ему не сказать того, что чувствую:
– Люблю тебя.
Его лицо озаряет улыбка. Он машет мне рукой.
– Я тебя тоже. Пока.
Настроение устремляется ввысь. Чего я унываю? У меня такой сын! Самый лучший. Разве этого мало?
На работу приезжаю за полчаса до начала трудового дня. На ресепшене Аня улыбается мне как то нерешительно.
– Привет! Тебе Неверова сказала зайти.
На секунду мне кажется, что это дежавю. Но к счастью, это не так. Хотя безусловно Алла меня ждет. Она, как всегда, идеальна. Только чересчур напряжена.
– Все-таки пришла… – тянет она без всякого энтузиазма.
Она решила, что она здесь главная. Мне придется ее разочаровать. Поэтому начинаю первой.
– В природе не принято, чтобы самки дрались за самца.
Алла Николаевна вскидывает подбородок. Ее глаза гневно прищуриваются.
Я же сделав вид, что не понимаю, что с ней происходит, продолжаю:
– Представляешь, кошек, схватившихся за внимание кота? Или сучек, которые передрались из-за кобеля? Такого ведь не бывает, – беззаботно жму плечиком, – В природе всё мудро устроено. Не то, что у людей. Ты сейчас переживаешь за своего Владика. Делаешь, это зря по целому ряду причин. Первая – он не твой. Ничейный. И вряд ли чьим-то будет.
Она откидывается на спинку белого кожаного кресла и спрашивает:
– Ты зачем мне зубы заговариваешь?
Удивленно приподнимаю бровь.
– И не думала. Я лишь пытаюсь сделать так, чтобы я могла здесь спокойно работать. Я не буду тебя убеждать, что Холодов не привлекателен. Это не так. И ты, и я об этом знаем. Но... его привлекательность для меня ничего не значит.