Уже, взявшись за ручку двери, чеканю:
– Артем Владиславович со своими способствованиями пусть идет на хрен. Вы, впрочем, тоже. Если считаете, что я навредила интересам агентства – подавайте в суд.
Я выскочила за дверь. И повернула ключ, который из нее торчал, запирая директора и молодого человека в кабинете. Была у Моргулина такая привычка. Ключ в дверях оставлять.
Сейчас мне это сыграло на руку. Мало ли...
Насколько хватит у этих двоих цивилизованности.
Лучше не рисковать.
Тем более из-за двери несся визг Михаила Евгеньевича:
– Все, Смирнова, допрыгалась! Ты здесь больше не работаешь! И работу в Москве не найдешь. Даже не мечтай!
Дослушивать я не стала, рассудив, что важнее оказаться в безопасности.
И только в квартире я задалась вопросом – этот Артем, он же понял, что я собираюсь сбежать.
Почему не помешал?
Глава 16
Влад
Уютной компанией сидим под дверью палаты несколько часов. Матвей пытается отправить девушку домой, но она отказывается уезжать. Ему звонят из полиции по поводу опознания отца. Договариваются на утро, потом он уходит оформлять какие-то медицинские документы.
Я не в силах больше ждать, захожу к Олесе. Пусть она и спит, я только посмотрю.
Я старался вести себя тихо. И точно не был причиной того, что она проснулась. Тем более с криками. Постарался успокоить. Но стало только хуже. Ее накрыла истерика, и ей снова сделали инъекцию успокоительного.
А меня очень настойчиво попросили выйти в коридор. Саркисян наблюдал все это с непрошибаемым спокойствием.
Когда я вновь сел на стул рядом, начбез промолвил:
– У нее шок.
– Я ей что сделал? – не сдержав раздражения, рыкнул в ответ.
– Э-э-э... На аборт ее отправлял?
– Тимур, сколько ты будешь мне это припоминать?
– Влад, я тебя должен беспокоить в последнюю очередь. Просто, сдается мне, после всего, что стряслось, твоя фея встанет под знамена "все мужики – козлы". Но в ее ситуации даже спорить с ней неловко.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты ж мириться с ней собрался? Собрался, собрался, я вижу. Думаю, не будет. Настырная. Ребенок тебе ваш не нужен. Или она в этом уверена. Ты – тиран и бабник. И возможности у тебя покруче, чем у ее бывшего мужа... Пошлет она тебя, Влад. Без вариантов.
Мне очень хочется ему возразить. Но я и сам думаю также. Дело даже не в том разговоре, дело в том, что она напугана. И я попал в число ее врагов.
– Придумаю что-нибудь.
– Придумывай. Вон как все повернулось.
Олеся
Проспав еще сколько-то, я проснулась в отвратном настроении. Влада, к счастью, не было.
Моего пробуждения ждали Матвей и Полина.
– Ты как? – спросил сын, заметив, что я открыла глаза.
– Бывало и получше, – уверять, что все прекрасно, не хотелось, – Что с Саввой?
Поднимать этот вопрос мне пришлось, наступив себе на горло.
– Нет его больше.
Меня затопило мрачное ликование. Он не сделает мне ничего плохого. Мне не нужно будет жить в страхе.
Мне не было его жаль. Вчерашний вечер уничтожил во мне способность сострадать. Во всяком случае, этому конкретному человеку, точно.
Но хоронить его все равно придется нам с Матвеем. Больше у него никого нет.
И... Если он не оставил завещания, Матвей – его единственный наследник.
– Через два часа мне надо будет на опознание, – продолжает Матвей, – Кто его знает, куда он дел документы. Их не нашли. Необходимо удостоверить его личность. Потом отдадут тело. Нужно будет организовывать похороны.
Мы же говорим о его отце. Сын может относиться к этому иначе.
– Матвей, если меня отпустят, я этим всем займусь сама.
По выражению его глаз понимаю, он не готов ничего сейчас обсуждать.
– Мам, вот только давай не будем. Я в состоянии сходить на опознание, если это надо. И какой бы он ни был, я не могу оставить его гнить под забором. А тебе нельзя прыгать, как будто ничего не случилось. Выпишут – тогда будешь коней на скаку останавливать.
Он уезжает. Ко мне приходит врач, который категорически отказывается меня выписывать. Впрочем, ожидаемо. Мне не двадцать лет, я беременна. С Полей решаем какие вещи мне понадобятся. Она обещает привезти все через пару часов.
Когда Матвей перезванивает, я уже знаю, что услышу.
– Мам, мне предложили забрать тело. Его надо везти в Воронеж. И хоронить, – ноль эмоций у собеседника не может меня обмануть.
Ему очень тяжело. Мне – тоже. И не один из нас не виноват. Савва сам так захотел. А расплачиваемся мы.
Как же все так получилось? Полтора года назад мы все вместе ездили отдыхать. А теперь...
– Меня не выпишут, – не хочу, но голос звучит жалобно.