– Какой у вас, Шурочка, бюстгалтер, с мелкобуржуазными кружевами. – проговорил он, глядя куда-то ниже моего подбородка. Двое его коллег синхронно перевели взгляд туда же.
И знаете, что? Я находилась в когнитивном диссонансе… И не потому, что три накаченных сексапильных мужика заметили на мне бюстгалтер, и не потому, что они вообще отразили, что у меня есть грудь, а вот из-за этого – «мелкобуржуазные кружева» … Это, что ж??? Это они… думать могут, что ли? Поди, и книжки читают, а не только мышцы качают…
Ну, в общем, челюсть у меня отвисла, слюна капала, удобряя местную флору, а я с благоговением взирала на своих новых коллег и млела. Вот это мне повезло… Это ж у меня, получается, белая полоса началась?
Автокран сделал шаг ко мне и аккуратно застегнул две пуговки на рубашке. Я сделала зарубку в мозгу – «никаких кофт-рубашек с пуговками спереди».
– О, вся команда в сборе! – раздалось сзади. Мы синхронно развернулись, и увидели Михалыча, который шуровал к отделению в растянутых трениках, с пузырями на коленях, и в майке алкоголичке с пятнами, о происхождении которых я точно не хотела знать. С портфелем в одной руке, и морковкой в другой.
– У вас выходной? – спросила вместо приветствия.
– Почему? – участковый затормозил, остановился и придирчиво осмотрел себя.
– Ну, вы, даже, не в брюках…
– Все верно. У меня обход вверенной территории. Ты хоть понимаешь, что это? Я поскачу резвым козликом по всем злачным местам! Что ж я, свои единственные брюки гробить буду на этих помойках? Плюс, посмотри на погоды! – Михалыч сунул указательный палец в рот, обслюнявил, вытащил его и поднял над головой – Во! В природе лето и высокие градусы Цельсия. Все, хватит трындеть, заходим в помещение, где много органов правопорядка.
Мы прошли в кабинет оперативников.
– Что ж, предлагаю ввести Шурочку в курс дела. – участковый занял диспозию в центре кабинета и вещал, как главнокомандующий на плацу. Я нетерпеливо ерзала на жестком стуле.
– Итак, девочка моя, нам очень не хватало дипломированного следователя и свежего взгляда на наше, непростое дело. – проникновенно начал он. Я в ответ покивала, и вся подалась вперед, чтобы не пропустить ничего из получаемой информации. – Архиважно раскрыть это дело, чтобы восторжествовала справедливость. Да… Все остальное расскажет Компрессор. – быстро закончил он и сел на пустой стул, уставившись на оперативника. Я пару раз моргнула, поскольку связь с реальностью, из-за резкой смены докладчика, была утеряна.
– Мнда… Погубит нашего командира скромность. – усмехнувшись, проговорил один из мужчин.
– Не прав ты, Бульдозер. Командира могут погубить только три вещи: пьянство, воровство и женщины. Поэтому, не пей, не гуляй, не воруй. А если еще и работать будешь, слава сама тебя найдет. – нисколько не обидевшись, ответил ему Михалыч.
– Что ж… – Компрессор встал, дошел до сейфа, открыл кодовый замок и достал три толстых тома. – Здесь все, что у нас есть. Я расскажу вкратце, подробнее прочитаешь в материалах дела. – папки легли на стол передо мной. Я кивнула и подвинула к себе материалы с ловкостью обезьянки.
Он присел на краешек стола и потер рукой подбородок с проступившей щетиной.
– В нашем городе произошла серия убийств.
– Уже точно, что это серия? Есть что-то, что объединяет их?
– Да. Все жертвы были обескровлены. И еще…
– Что?
– Все пострадавшие делятся на две категории: первая – эти люди подозреваемые в уголовных преступлениях, но оправданные; вторая – те, кто совершает противоправные действия в текущий период, но их прикрывают люди, облеченные властью. Это, в большей своей части, растраты, взятки, должностные преступления, превышение властных полномочий.
– Оу… У вас появился «санитар леса»? И, что, ни одной осечки? Ни одного случайного трупа? Проверяли всех пострадавших?
– Да. Ни одной. Более того, местное население относится к этому поборнику справедливости, как к «неуловимому мстителю».
– Ну, а как вы хотели. «Милиция засыпает – просыпается мафия». Раз нет справедливости и защиты, народ берет их сам.
– Ты хочешь сказать, что мы здесь зря хлеб едим? Не слишком ли ты мала, чтобы такой барзометр иметь? Отрастила его на мамкиных сосисках и приехала нас уму-разуму учить. – огрызнулся Бульдозер.
– Так, брейк. – Михалыч встал на траектории наших скрестившихся взглядов. – Я не знаю, как должно быть, но вы делаете неправильно. Это… Это будет вам чревато боком! Че ты, Бульдозер, завелся? Как ампутированная конечность. Права, девка. Это он нашу с вами работу делает. – участковый как-то весь постарел, сгорбился, уселся на краешек табуретки. – Это мы, мы должны были сажать этих сволочей. Того же Свистова. Он же, моего соседа, Митьку на тротуаре, пьяный на машине сбил. Хороший парнишка был, так ждал, когда в первый класс пойдет. Все тетрадки мне свои показывал, карандаши цветные перебирал. А вот, не пойдет он уже в школу. Никогда не пойдет. Я же б, может и сам его, Свистова этого… Да, кишка тонка. Только глаза в землю опускаю, когда мимо матери Митьки прохожу. – по старым, изрытым морщинами щекам, потекли крупные, прозрачные капли, падая на майку, впитываясь в нее, и темнея в этих местах, как низкие, грозовые тучи.