Лечил, кстати, некромант. Он попеременно пытался то напоить меня не тем, то помазать не там. На мои возражения он улыбался, как шизофреник, и отвечал, что не важно чем и где меня ремонтировать, я «дорога» ему вся. Именно тогда я и сделала вывод, что в плане продолжения рода наш гостеприимный хозяин тупиковая ветвь развития.
Но пришло время и мне удалось застать Василь Иваныча, который старательно избегал меня.
– Уважаемый, мне бы, все же, хотелось бы узнать о дальнейших перипетиях в сюжете. Будьте со мной откровенны. Обещаю держать себя в руках.
Василь Иваныч сел в кресло, указав мне на соседнее и задумался.
– С чего начать? Пожалуй, с того, что я не демиург.
– Нет? А кто?
– Элементаль. – он выпрямился на стуле, по складкам на лбу, по напряженной спине было видно, что разговор дается ему нелегко.
– А кто это? А остальные знают? – в моем голосе слышалась тревога. Меня не волновало, что Василь Иваныч обманул меня, меня беспокоило, не грозят ли ему неприятности? За время путешествия он стал мне близким, родным человеком, который давал ощущение семьи, нужности, полезности.
– Я дух, как и те, кого ты видела.
– А что вы хотите от меня?
– Помощи. Мы в отчаянии. Видишь ли, когда-то у нас действительно был демиург. Самый лучший, самый мудрый, самый добрый. У нас было все, чтоб мы были счастливы, но мы были несчастны. – Василь Иваным по-стариковски пожевал губу и продолжил – Он создал этот мир и нас. Но нам казалось, что остальных он любит сильнее, хотя мы были наделены большей силой. Это раздражало. Тысячелетия слепой ненависти ослепили нас. Мы стали доказывать, что никто, кроме нас не достоин его внимания. Стали провоцировать войны, грабежи, убийства. Брат пошел на брата, отец на сына… Наши проповеди победили заповеди. Мы торжествовали и праздновали близкую победу. Последний шаг – отобрать у живущих возможность общаться с богом. И мы почти уничтожили камни.
Я задержала дыхание, слушая, как Василь Иваныч рассказывает, как признается в своих ошибках, как оголяет душу и сердце, как раскаивается.
– И? – поторопила я его.
– И наш бог отказался от нас.
– Он бросил и вас и тех, кто живет на планете?
– Нет. Он даровал нам власть над ними. Это почти взорвало жизнь у нас под ногами. Но вот незадача, жизнь всего что есть на планете стала тесно связана с нами. Мы были вынуждены начать проявлять заботу. И знаешь, это оказалось волшебным.
– Волшебным?
– Да. Нам пришлось каждый день к чему-то прикасаться, что-то менять, и стало невозможно не любить то, что практически является частью тебя.
– Зачем же вам бог?
– Зачем? Сказать спасибо. Нас практически вывернули и подвергли молекулярной химчистке, вытравив всю грязь. И еще… Еще мы бесконечно скучаем.
– Как же я вам помогу?
– Ты не из нашего мира. Мы думаем, мы надеемся, что ты можешь позвать его и он услышит, придет. – его глаза загорелись, напитались ожиданием чуда и смотрели на меня с надеждой, с затаенной мольбой.
– Ну… Это не опасно?
– Не должно быть.
– Хорошо! Говори, что делать. – Понятно, что с моей стороны это было откровенным безрассудством. Но вот уж такая у русских женщин особенность, быть в сложные времена мужиком.
– Позови его. Закрой глаза и позови.
– Но я же не знаю, как его зовут.
– Закрой глаза.
Я улыбнулась, прикрыв глаза и представляя себе лето. Ведь лето это начало жизни, обнуление всего, что было и пробуждение надежд. Меня уносило к солнцу, к теплому ветерку, аромату цветущего поля и шелесту листвы.
В какой-то момент я открыла глаза, напротив меня стоял мужчина, с бесконечно добрыми глазами, окруженными лучиками морщинок, в белом, как утреннее молоко у молочника, костюме, мерцающим на солнце. Белым, как облако на летнем небе, как иней на морозном окне. Я смотрела на него и мое дыхание застывало в воздухе от восторга, который пронизывал каждую клеточку тела. В груди защемило, как после долгой разлуки, когда вдруг встретил того, кого долго искал, ждал… любил?
– Ты?
– Я.
Эпилог
Василь Иваныч сидел на моих коленках, заячьей страхолюдиной и болтал лапками.
– Так я не поняла, я сейчас жена настоящего демиурга и могу делать все, что захочу?
– Ага.
И домой сгонять?
– Ага.
– И тебе распоряжения выдать?
Заяц поперхнулся и посмотрел на меня с обидой.
– За последние шесть секунд, ты, моя дорогая, открылась с новой стороны. – а на лице прям мука недельного запора. – Я думал, что мы друзья! А друзьями не помыкают. Нам же не нужна конфронтация?