На его рану тут же щедро плеснули лекарственного отвара и затянули куском тряпицы. От этих грубых манипуляций Акатош прикусил до крови губу, пытаясь унять крик, рвущийся из груди.
Несчастного, почти сломленного болью бывшего бога насильно напоили лекарством и оставили одного в небольшой темнице, заперев дверь.
Акатош без сил опустился на холодный пол. Запястье пульсировало болью, но она постепенно стихала, с каждой минутой становясь слабее. Но другая боль – бешеная, яркая, огненная – вдруг разгорелась в груди Акатоша, и была она намного сильнее ожога.
Такое неосторожное обращение с богом, которое позволила себе главная экономка дворца правителя песчаных земель, никогда не приведет ни к чему хорошему. Старые, забытые за века жизни на островах воспоминания всплыли как-то вдруг, внезапно. Ненависть, растерянность, унижение… Десятки неприятных эмоций, которые богу до этого не доводилось испытывать, выжимали душу, отбрасывая его память все дальше и дальше. Он вспомнил как-то вдруг, внезапно, вкус праха на губах, который оседал на выжженую его силой землю. Вспомнил упоительный запах страха – горячий, азартный. Вспомнил кровь, которая лилась и лилась, впитываясь в почву. Вспомнил обломки разрушенной звезды, на которой больше никогда не зародится жизнь.
Глаза бога огня и ярости зажглись багровым, черты лица заострились – теперь вряд ли кто-нибудь мог назвать его красивым. Это не было красотой, как не могла быть красотой кипящая лава, сносящая и губящая людей, дома, города…
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы Акатош неудачно не повернул раненую руку. Вскрикнул. Память втянулась обратно, оставив после себя дурное послевкусие. Человеческое слабое тело, которое нужно питать археями… С таким телом нельзя ничего сделать. Подчиниться? От этого слова Акатоша едва не вывернуло. Если подчинение означает то, что он уже испытал, то как можно так жить изо дня в день, из года в год?
Акатош бездумно глядел на серую пустую стену своей темницы. Он думал о том, что даже обман любимой богини и века заточения на морском дне не смогли изменить его, не смогли вытащить наружу то, что было давно забыто им. А людская жестокость и унижения, которым его подвергли, выманили давно спящую суть наружу всего за один день. Как же сложно быть человеком среди других людей…
ГЛАВА 16. ЭФА ДЛЯ ПЕСЧАНИКА
Ирдан и его новообретенный советник Зар продолжали налаживать контакты. А попросту – напивались. На сердце у песчаника было пакостно и пусто, а человек, который понимает твое состояние и может воспринимать твои мысли, слышать их и при этом не кривиться от отвращения, дорогого стоит. Ирдан оценил его по достоинству.
Зар, приняв песчаника, тоже открылся. Поведал о своей жизни в другом мире, где служил на государство – таких одаренных людей, как он, вербовали еще с младенчества. Благодаря такой закалке у Зара был иммунитет к сволочам разной степени морального разложения. На фоне многих песчаник был еще ничего.
Сейчас они, напиваясь, жаловались друг другу на жизнь – чуть ли не впервые за всю их богатую биографию.
– И как ты справляешься? – заплетающимся уже языком спросил Ирдан.
Зар усмехнулся.
– Ты книги же читал? Так и я – читаешь людей как книги и забываешь, о чем читал пять минут назад. Поверь мне, достойных книг очень и очень мало, а уж те, что цепляют, и вовсе единичные экземпляры. С людьми так же.
Ирдан покивал.
Зар вздохнул, теребя край белого хитона, в который его настоятельно обрядили слуги.
– Кстати, эти белые тряпки носить обязательно?
– Обязательно. Это статусная одежда. Она показывает, кто раб, а кто нет. Белое с золотом носит правящая семья и те, кто занимает при дворе высокое положение. Белое с серебром, как у нас – высокие роды. А рабы носят черное или серое. И левый рукав на одежде им запрещено иметь. Надо, чтобы было видно рабское клеймо.
Зар скривился.
– Рабство, значит… Клеймите людей, как коров. Молодцы…
Ирдан пожал плечами.
– Так всегда было. Не мне менять сложившийся порядок.
– У тебя их много?
Ирдан напрягся, услышав особые нотки в голосе своего собутыльника и товарища.
– Пара десятков в доме, пара сотен в садах, да и новых привезут или уже привезли. Дом запустили, надо больше рук… – небрежно сказал он, наблюдая за реакцией Зара. Но тот уже принял обычное свое выражение лица. «Морда кирпичом», как сказала бы иномирянка.