– Прочитал ее, – пожал плечами Зар, – как раз в тот момент, когда ее клеймили. Она так плакала, а потом разозлилась и уснула.
«Она так плакала…» – болезненным эхом пронеслось в сознании Вердена. Да что ж такое!
– Я приказал ее не трогать до утра, но меня не послушали и напугали ее. Поэтому она и убежала.
– Кто не послушал?
– Шакра этот, – с удовольствием сдал он слугу Вердену. Зар уже успел восстановить цепочку событий и прочитать и Шакру, и всех остальных участвующих. Потом долго приходилось рот полоскать. Люди… Что с них взять? – да и вообще, кроме тебя слушать они, видимо, никого не собирались.
– Я распоряжусь, – скривился Ирдан, – твое слово будет иметь тот же вес, что и мое.
Зар мысленно потер руки. Под это дело столько всего наворотить можно! На радостях он позволил себе осторожно подкорректировать мысли Вердена в правильном направлении.
– Ты бы не торопился опаивать девушку и послушал бы ее… Она тебя никогда не простит.
– Без тебя разберусь. Иди уже, а? – бросил Ирдан.
Зар послушался и, уже уходя, тихо сказал:
– Она будет спать с тобой по ночам, одурманенная, а утром будет мечтать перегрызть тебе горло.
Хлопнула дверь.
Слова Зара очень неприятно резанули. А что, если он прав? Что, если так и будет?
Ирдан вспомнил нежный изгиб губ иномирянки, мягкие локоны, маленькую родинку на правой щеке, прозрачные голубые глаза – как глоток ключевой воды.
И решил все-таки рискнуть. Одна ночь. Одна ночь с ней и маковым вином, а после он решит, как поступить.
***
Акатош довольно быстро понял правила и порядки дворца – хоть он и провел кучу лет в морской пучине, дураком он не был.
Обычно его вводила в курс дела та самая женщина, которую Акатош почти возненавидел. С прямыми черными волосами, в белой с золотом одежде и с надменным прищуром черных глаз, она лично выделяла на Акатоша час своего времени и объясняла, чего от него ждут и хотят. Он таких откровений бывший бог опускал лицо и покрывался румянцем – реакции человеческого тела, чтоб их…
Она нескромно касалась колена Акатоша, рассказывая о нравах их дворца и правилах поведения, поедала его глазами, но не трогала, и Акатош каждый раз облегченно вздыхал. Ему претило то, для чего его предназначили. Развлекать приближенных к дворцу дам – грязно, пошло и ...унизительно.
Единственной женщиной Акатоша была Хен. Только она. Боги вообще чувствуют по-другому, не как люди. Если уничтожать, то целые планеты, если ненавидеть, то превращать в прах все сущее, если любить – то одну и навсегда.
Ни одна женщина больше не касалась Акатоша, кроме жены, и сейчас бог испытывал смятение.
Сегодня он должен был быть представленным придворным дамам в летах на особой вечеринке. Его подготавливали с самого утра в особых купальнях – умащали маслами, натирали ароматными кремами, рисовали на предплечьях, шее и спине сложные витиеватые узоры, замысловато заплетали волосы, прицокивая от восхищения.
Акатош не сопротивлялся, да и что он мог сделать? Только вот исполнять прихоти незнакомых женщин и ложиться с ними в постель Акатош не хотел, испытывая отвращение и неприятие.
…Скучающие аристократки, не имеющие мужей или ни во что их не ставящие, уже собрались в полном составе. Семнадцать дам в окружении молоденьких смазливых рабов со всем комфортом расположились в особом «развратном» зале. Ради справедливости надо сказать, что и у придворных мужчин был такой тайный «зал» в лабиринтах дворцовых комнат, да еще и не один. И мужчин там было в несколько раз больше, как и красивых очаровательных рабынь.
Акатош вошел, растерянно огляделся. Темный багрянец и бежевые кружева, сложные ароматы сладких коктейлей и духов, женский смех и подобострастные мужские голоса… Если бы Акатош знал, что такое дорогой бордель, он мгновенно бы узнал обстановку. Но он не знал, остановился, разглядывая женщин в легких платьях и невольно привлекая к себе внимание. Смех стих. Стихли и разговоры. Акатоша молча пожирали глазами – он почти ощущал, как липкие чужие взгляды бесцеремонно оглядывают его тело. И женские, и мужские. Мужчины здесь были странными – развязными, пьяными, с томными одинаковыми улыбками, с одуревшими глазами и зрачками, расширившимися во всю радужку.
– Подойди, раб, – послышался знакомый голос.
Та самая женщина, которая приходила к нему и учила его, сейчас была в красном платье с серебряной каймой. Ее грудь не была прикрыта тканью, а высокие разрезы юбки оголяли ноги. Она поманила пальчиком Акатоша, с ухмылкой победительныцы оглядывая остальных дам.
– Это твой?...
– Плачу любые деньги!