– Спроси у раба, кто он? – важно кивнул правитель одному из своих придворных. Сам спросить не мог – правитель не может говорить с рабами.
– Кто ты, раб? – переспросил человек охрипшим от волнения голосом.
– Я – бог Акатош, и я не раб.
Хохот правителя расколол почти абсолютную тишину дворца.
– Ну что ж… Раз у меня в рабах боги, то кто же тогда я? Я выше всех богов? А кто тогда мой слуга или подданый? Тоже высшее существо, что важнее богов?
Смех правителя подхватили все, присутствующие здесь, кроме Акатоша. Что он мог сказать? Он знал, что ему не поверят, но и врать он не хотел. Что ему эта правда? Но насмешка больно уколола самолюбие.
– За то, что раб оголил клинки в моем дворце, ему положена долгая смерть. Но я милосерден. Подготовьте раба к арене – через три дня, к празднику Хлада. Подготовьте льва, трех убийц, и пусть все воины, что пожелают сразиться, придут.
Он развернулся, собираясь уходить, но Акатош не мог упустить такого шанса.
– Дай мне мой клинок, что находится у тебя на поясе. Клинок Акатоша. Я буду сражаться с ним.
Вздох пронесся по дворцу единым порывом. Раб просит – и у кого?! У самого правителя! Его клинок! Не склонив головы, не упав на колени… Дерзость, цена которой – мгновенная смерть. Первые ряды зрителей прикрыли лица, чтобы на них не попала кровь наглого раба, когда клинок, который он так просил, будет его рассекать. Но новый смех и слова правителя заставили их изумленно отпрянуть.
– Ну, как не выполнить последнюю волю самого бога Акатоша, раз он просит? Мой клинок раб получит на арене.
Правитель Песчаных Земель ушел – за ним посеменили его подданые. Акатош выронил из руки фалькату и недоуменно посмотрел на свою ладонь – она сочилась кровью. Несколько взбухших мозолей, куча ссадин и кровяной отпечаток от рукояти клинка. Расслабившуюся кисть свело резкой, очень болезненной судорогой, и Акатош едва не закричал. Слабое человеческое тело едва выдержало бой.
Гвардейцы, охранники и просто служители дворца воспользовались ситуацией. В несколько секунд Акатош был связан так крепко, что вырваться не представлялось возможным.
Его вывели – но не посадили в темницу, а предоставили вполне комфортную комнату с решетками. Куда спустя несколько часов пришла та самая женщина с черными волосами. Она была очень зла.
Порывисто подошла к окну, отвернулась, бросила с жалость, но вместе с тем презрительно:
– Теперь ты сдохнешь на арене. Что, не мог послушать меня? Жил бы во дворце, ни в чем не знал нужды. Был бы популярен. А теперь такая красота пропадает.
– Уходи, – глухо сказал Акатош, не глядя на нее. Она была ему противна, неприятна – и ее выражение и лица, и мелкие белые зубки в злом оскале, и жесты.
– Пф… Готовься сдыхать мучительно и больно. Это все, что я хотела тебе сказать.
– Я понял. Уходи, пожалуйста, – почти жалобно попросил он ее снова, ощущая, как бьется где-то в глубине его тела и души желание убивать, разрушать, губить все, к чему он прикоснется. Еще секунда – и он не сможет с ней совладать, набросится, накинется. Он мельком взглянул на нее и тут же отвел взгляд – ему хотелось просто свернуть ей шею. Руки подрагивали от едва сдерживаемой ярости.
Он никого смертельно не ранил из тех, кто на него нападал, и теперь испытывал страшную потребность продолжить, пусть даже и без оружия – есть же зубы, ногти, руки… Этого достаточно, чтобы убить хотя бы и ее.
К счастью, женщина послушалась. Громко фыркнула и вышла, не забыв напоследок грязно его обозвать. Ей очень, очень повезло.
Акатош выдохнул. Жажда крови улеглась, истаяла, оставив после себя дурное послевкусие.
Там, во время драки, Акатош почти неосознанно двигался к своему клинку, ощущая его, как свое продолжение. А когда увидел, как знакомый до каждой зазубринки меч болтается в ножнах на поясе песчаника, как обычное оружие, растерялся.
Как воин, Акатош мгновенно просчитал свои шансы. Даже если он и рванется к правителю, чтобы выхватить у него свое оружие, добежать он не сможет, никого при этом не убив. Данный много лет назад обет не отнимать чужие жизни, обет искренний, являющийся поэтому печатью слова бога, мог быть нарушен. Акатош за долю секунды выбрал то, что являлось для него определяющим. Он не стал прорываться к песчанику, понадеявшись на удачу, не стал лить кровь и росчерком клинка даровать смертельные раны. И теперь почти жалел об этом.
Что ж. Три дня. Через три дня он получит свой клинок и уберется отсюда. Главное, не сорваться после того, как родная огненная сталь окажется у него, не превратить город в развалины, пропитанные кровью.
Иначе же он на королевстве песков не остановится. Просто не сможет.