– После дня Хлада он ваш. А пока будьте нашей дорогой гостьей.
Правитель даже не стал интересоваться подробностями или выспрашивать причины такого поступка королевы, однако отложил себе это в копилочку. До дня Хлада еще есть время, можно будет успеть все проверить.
Он и проверил. И уже представлял себе разработку рудника, заселение исконно горных земель и власть, совершенно новую грань власти.
Мавен после этого во дворце чуть ли не облизывали – Правитель оказывал ей максимально возможное почтение.
И она в комфорте, внимании и роскоши с нетерпением ожидала, когда ничего не подозревающий Верден снова окажется в ее полной власти.
Недолго. Осталось недолго.
День Хлада наконец настал. Мавен проводили на ложу, усадили со всеми возможными почестями рядом с Правителем. Преимущество ложи заключалось в том, что королева прекрасно видела все происходящее, но ее никто не мог заметить. Очень удобно!
Когда Ирдан сел на свое место на трибуне у арены, Мавен едва не рванулась туда, к нему – расцарапать, схватить до синяков, до ссадин, иссечь плетьми, кричать ему в лицо проклятия и кусать до кровавых ран его узкие насмешливые губы, стонущие от боли. О-о, как же он пожалеет! Только огромным усилием воли Мавен заставила себя сдержаться и принялась наблюдать. Только не за кровавым зрелищем – она не сводила глаз с Вердена. Даже Правитель, однажды перехватив этот ее взгляд, неуютно поежился: столько в нем было обещания причинить боль…
Она смотрела, как Ирдан переговаривается с пареньком, который сидел рядом выше. Обычный мальчишка, только есть в его чертах что-то знакомое… Но Мавен не стала приглядываться – она не могла сосредоточиться ни на чем другом, кроме Ирдана. Все в ней дрожало, почти тряслось от предвкушения скорой встречи.
Только вот куда это он ушел? Почему тот парень кричит и рыдает? Что происходит?
Голос Ирдана с приказными нотками послышался совсем рядом, сбоку от арены – он просил стражу поговорить с одним из рабов, который должен биться. Что за блажь?
Мавен перевела взгляд на трибуны, снова присмотрелась к парнишке. Кого же он ей напоминает? Парень повернул голову, слега ее наклонив, подался вперед, очень знакомо приподняв брови… Иномирянка! Дрянь! Это же она! Сука! Мразь!
Желчная горечь ненависти захлестнула королеву с головой. Это с он ней! Это он ради нее! Ради этой… О-о-о! Месть! Как же будет сладка месть! Надо только забрать их обоих – и тогда получится замечательная шутка.
А потом… Потом что-то случилось. Мавен перевела взгляд на арену, не понимая, что происходит. Огонь? Откуда тут огонь?
Она расширившимися от ужаса глазами смотрела на невообразимое: человек на арене слился с пламенем, и теперь стал и не человеком вовсе, а богом. Сворачивались от жара под его ногами красные лепестки тюльпанов, пляшущая за ним тень пламени падала на первые ряды трибун.
Она слышала откуда-то сбоку испуганный вопль Правителя, слышала, как кричат люди на трибунах. Видела, как от них алыми всполохами отрываются их археи и примыкают к огненному человеку, разрастаются, собираются роем, впечатываются в его тело. «Бежать!» – застучала в голове паническая мысль. Мавен вскочила, дернулась к выходу, спустилась к арене, но запуталась в шлейфе своего роскошного платья – такие наряды не предназначены для того, чтобы в них бегать. Упала, повредив лодыжку, а потом очередь дошла и до нее.
Первый архей вырвался из-под тонкой бледной кожи запястья незаметно, легко. Второй причинил боль, обжег вены. Третий, четвертый, пятый… Сотый… Вместе с археями тело Мавен теряло молодость. Роскошные блестящие волосы поблекли, выцвели до серого, пробежали по коже морщины, разрослись коричневые старческие пятна. Мавен с ужасом смотрела на свои руки. Узловатые, скрюченные пальцы, обвисшая кожа. Уже не обращая внимания на боль, обреченно коснулась лица. Вместо гладкого бархата – иссушенный пергамент, покрытый глубокими морщинами, похожими на отвратительные складки.
Мавен завизжала, поняв, что только что произошло, но голос, молодой и звонкий еще недавно, превратился в хрип. Мавен подползла к ограждению арены, чувствуя, что сил больше не осталось, последним рывком дернула трясущееся от старости тело, придвинувшись ближе к краю. Она искала глазами Вердена, но зрение тоже исчезало. Только разноцветные пятна расплывались, никак не желая фокусироваться на том, что ей было дорого.
Знакомые руки коснулись ее плеч.
– Ирдан? Ирдан, ты? – плача, просипела она. Повернула голову, но зрение оставило ее. Белые старческие бельма расползлись по зрачкам.