– Я, Мавен. Это я.
– Ненавижу тебя, – проскулила Мавен, цепляясь трясущимися пальцами за его руку. И неожиданно погладила его ладонь – нежный, доверчивый жест, который никак нельзя было от нее ожидать сейчас.
– Прости меня, – сказал ей Ирдан, накрывая ее руку своей.
– Ненавижу тебя, уничтожу тебя, – все бормотала она, не прекращая гладить его пальцы.
– Люблю тебя, Ирдан, – неожиданно прошептала она.
– И я люблю тебя, Мавен, – ответил он.
– Лю-бишь? Любишь! Люб.. – задохнулась она, будто не веря в услышанное, повторяя это слово совершенно счастливым голосом.
А потом она замолкла. Ее тело обмякло, дыхание исчезло. Но на ее мокром от слез лице сияла радостная улыбка.
***
Ирдан держал за руку какую-то старушку, которая только что кричала на всю арену. И как я приняла ее за Мавен? Может, это мать Ирдана? Она была маленькая, ссохшаяся, обмотана в роскошную кружевную ткань платья, которое ей было велико да и вообще не подходило такому степенному возрасту.
Она плакала, что-то говорила, а потом замерла, застыла. Только когда Ирдан поцеловал ее в лоб, и в ее волосах сверкнул красным знакомый венец в седых волосах, до меня дошло. Это и правда Мавен!
Я в шоке смотрела, как нежно Ирдан убирает седые растрепанные пряди с ее лица, как подхватывает ее на руки и скрывается за ареной. Ничего не понимаю! Почему она старуха? Она что, умерла? Это из-за археев?
Жуть!
Моя голова уже взрывалась от впечатлений, и я не заметила, как опустели трибуны. Акатош, раскинув руки, поглощал археи, но и их поток снижался. Тысячи искорок впитывались под его кожу, им на смену приходили сотни, а потом уже и десятки.
Когда последняя искорка исчезла, Акатош опустил руки и улыбнулся, глядя на меня.
– Привет! – радостно сказал он. – Рад, что с тобой все хорошо!
– Ага, взаимно, – прошептала я от испуга.
От знакомого мне «Тошеньки» с глазами невинного олененка Бэмби не осталось ничего. Это был бог, и этим все было сказано.
– Ты чего, боишься, что ли? – как-то по-свойски спросил он, направляясь ко мне, полыхая жаром.
– Самую чуточку, – так же шепотом призналась я.
Он хохотнул. Совсем как обычный человек. Только вот сияющие красноватым пламенем навевали жути.
Он уже дошел до нас с Заром и с Игором. Зар сидел, облокотившись на меня. Игор, напрягшись, отпрянул.
– Слишком много огня, – шепнул он. Неудивительно – цветы под ногами бога сворачивались от жара, да и температура вокруг него была градусов на двадцать выше.
– А, сейчас, – спохватился Акатош.
Он прикрыл глаза на мгновение, а когда снова посмотрел на меня, я не увидела ничего демонического. Обычные глаза, как и раньше, оттенка багровой вишни. Красота. Да и пламя его тела втянулось, исчезло.
– Так-то лучше, – пробормотал Игор. Он вообще, кажется, был не особо-то и удивлен.
Акатош хмыкнул, переведя взгляд на Зара, который бледностью мог соперничать со снегом.
– Тебе дурно, но это пройдет. И спасибо тебе, – улыбнулся бог, подавая Зару руку. Тот, однако, ее пожал, не выказав ни страха, ни стеснения.
– Тебе хочется есть. Эй, ты, песчаник. Накорми дорогих гостей. И без яда. Он все равно на нас не подействует, – крикнул куда-то вверх Акатош. Правитель Песков что-то крякнул в ответ и куда-то спешно удалился.
– Почему это не подействует? – изумилась я.
Акатош на это хитро улыбнулся и развел руками.
– Искорка не туда попала. Вам теперь сложно навредить. Считай это ответным даром за помощь.
– Спасибочки, – пискнула я.
Мне все еще было некомфортно рядом с таким Акатошем, но ему, похоже, было отлично. Потому что он, подхватив меня с Заром под руки и приглашающе кивнув Игору, уверенно направился в сторону дворца.
А спустя полчаса мы, вконец ошалевшие от происходящего, сидели в королевской столовой за роскошно накрытым столом. Акатош с удовольствием пил вино, Зар и Игор спокойненько метали себе на тарелку разную вкуснятину, а Правитель, стоя поодаль, смотрел на Акатоша во все глаза.
– Я закончу здесь, и мы отправим тебя домой. Переместиться туда я не смогу – сил сейчас слишком много, может быть опасно. Так что ножками, как ты любишь говорить.
– А Зар? – осторожно спросила я.
– А Зар останется тут. Пескам нужен нормальный правитель, – невозмутимо ответил Акатош.
После этих слов двое одновременно поперхнулись. Зар – зажаренной птичкой, которую до этого с аппетитом жевал, а самый главный песчаник – воздухом и возмущением.
– Все изменилось, – серьезно сказал Акатош, в упор посмотрев на песчаника. В его глазах снова полыхнуло пламя, и песчаник вздрогнул.
– Отныне ни ты, ни другой твой собрат не будет иметь никакой власти. Никогда.