Вскоре дверь открывается, и в проеме показывается Катин отец.
Я вскакиваю со скамьи и подхожу к нему.
– Ну что? – спрашиваю мужчину.
Тот опирается об косяк и смотрит в небо.
– Она? – снова спрашиваю я.
Тесть опускает взгляд на меня:
– Не она!
Я начинаю улыбаться, но мужчина не разделяет моей радости.
– Я только не пойму – скрещивая руки на груди, произносит он – Как ты мог перепутать эту девушку с Катей? Ты что, никогда не видел её родимого пятна?
Я молчу. А что тут скажешь? Нет, я год жил с вашей дочерью под одной крышей, но абсолютно не знал её? Так?
– Кажется – мужчина отрывается от двери и подходит ко мне ближе – Нам надо поговорить.
По душам.
Мы располагаемся с тестем тут же, в парке при больнице.
И не знаем, с чего начать.
Каждому хочется высказаться, но никто не начинает. Потому что понимаем – виноваты оба.
Если бы раньше кто-нибудь сказал мне, что я буду подбирать слова в разговоре с не приятным мне человеком, я бы рассмеялся. Но сейчас этот сидящий рядом мужчина – единственная живая, пусть и тонкая, ниточка, связывающая меня с Катей.
Кажется, что, нагрубив тестю, я обижу свою жену.
Мой телефон не перестает вибрировать, оповещая о входящих звонках и сообщениях в мессенджерах. Слышу, как сотовый тестя также разрывается. Такое ощущение, что нам пытается дозвониться весь город.
А мы сидим среди старых деревьев и молчим.
Потому что оба опустошены сегодняшним этим происшествием.
Только сейчас до меня наконец-то доходит то, что я не всесильный. И одного моего желания, чтобы Катя оказалась жива, не достаточно.
Да, там, в морге лежит не она. Но где, бл..., гарантия, что завтра моя жена не окажется на месте незнакомки?
Я снова хочу курить. Но вместо этого обламываю веточку растущего рядом дерева и засовываю её в рот.
– Катя всегда была особенной – наконец-то начинает разговор её отец – Добрая, отзывчивая. Когда её мама была жива, кого только дочь не приносила домой – и кошек, и собак, и лягушек, и паучков – никогда она не испытывала страха перед животными.
Один случай я хорошо запомнил – как-то раз дочка пришла домой вся поцарапанная. Мы тогда страшно испугались. И сразу не обратили внимание на то, что дочь держит что-то в своей куртке.
Катюшка плакала. Ей было больно. Но сверток не отдала. Сказала, что там раненая кошка. Как потом оказалось, это животное и поцарапало дочку.
Мы долго пытались уговорить её отдать нам животное, но Катя не соглашалась.
"Она царапается, потому что ей плохо".
Вот что дочь сказала тогда. Она боялась, что мы из-за нее можем навредить этому обезумевшему от боли зверю.
Конечно, потом мы все-таки убедили Катю в том, что кошке в приюте будет лучше...
Но она всегда была такой – ей делают больно, а она ищет этому оправдания...
Я краем глаза вижу, как тесть смотрит на меня. Но сам не могу поднять глаз.
Это я. Я – то самое животное, которое царапало и кусало девушку, пока она пыталась его спасти.
Я – та раненая кошка, которую она не захотела никому отдавать.
И если до этого момента я думал, что идеальных людей не бывает, то теперь понимал – есть. Она – Катя существует.
– Я почти не разговаривал с ней – почему-то сейчас мне необходимо высказаться. Исповедоваться. – Не замечал её. Считал преградой на пути к своему счастью.
Все-таки достаю сигарету и прикуриваю.
Иначе, бл...ь, взорвусь.
– Дай мне – тянет мужчина руку к сигаретам, и я протягиваю ему пачку.
Но мужчина не прикуривает, а просто вертит в руках:
– Я мечтал о вашем браке. Считал, сколько это выгод принесет. Но не думал о чувствах дочери. Конечно, я спросил Катю, согласна ли она стать твоей женой, и она согласилась. На этом я и успокоился. Когда вы поженились, я все время надеялся: стерпится-слюбится. Приходил к вам в гости и делал вид, будто не замечаю, что тебя постоянно нет дома, а Катя, пряча глаза, оправдывает тебя.
Еще страшнее было смотреть ей в глаза самому. Я боялся увидеть там упрек. Боялся разглядеть во взгляде дочери правду – она не так счастлива, как я пытаюсь себе представить...
– Счастлива? – усмехаюсь я. – Она ни одного дня не была счастлива со мной. Ни одного часа... Ты знал, что она потеряла ребенка?
Я, после пережитого шока, нахожусь под действием какого-то дурмана правды – слова льются из меня, как из рога изобилия.
Понимаю, что, скорее всего, такого со мной уже не произойдет. Никогда больше я не буду выворачивать душу наизнанку перед, по сути, незнакомым человеком.
И тем сильнее хочется выговориться. Сказать все, что думаю, пока не закончился запал.
– Как? Когда? – я вижу, как бледнеет лицо мужчины.